Отчий дом

Кто-то — кто именно, так и осталось неизвестным, да и не до того было — подал в комиссию по чистке заявление о том, что в техникуме садоводства на четвертом курсе учится поповский сын Адам Нагорный из Новых Байраков. Проверить все это особой трудности не составляло. Поп Александр Нагорный в новобайрацком приходе действительно раньше священствовал, потом выехал из района. А сын его действительно учится на четвертом курсе, и в графе о социальном происхождении у него значится «из служащих». Глубже пока не докапывались. Вызвали Адама на комиссию и в присутствии чуть ли не всего техникума потребовали объяснений. Адам, не привыкший к таким публичным исповедям, испуганно, срывающимся и дрожащим голосом объяснил: да, Нагорный, да, отец… бывший поп, отрекшийся от своего сана. Сейчас работает в коммуне, в Подлеснянском районе, совсем близко отсюда, и все легко проверить. Да, в конце концов, в его личном деле сохраняется и соответствующая справка, выданная руководством коммуны, в которой четко указано, где и с какого времени работает его отец. Заглянули в дело. Все было именно так, как и сказал Адам. Заглянув и убедившись, что все правильно, задумались. А перед тем как выносить решение, председатель комиссии, пожилой, лысоватый рабочий в очках с металлической оправой, тихим, глуховатым голосом спросил:

— Есть ли у кого-нибудь из присутствующих вопросы к студенту Нагорному или к комиссии? Может, кто-нибудь желает сделать заявление, замечание или высказаться?

— Есть! — сразу же откликнулся кто-то молодым и звонким голосом из дальнего угла узкого и длинного актового зала.

— Прошу вас. Фамилия? Кто? Откуда? И знаете ли вы студента Нагорного?

Со скамьи, на которой сидели студенты, встал высокий, стройный юноша в красноармейской, туго подпоясанной кожаным ремнем гимнастерке.

— Студент второго курса. — Он назвал фамилию, имя и отчество. — Студента Нагорного, собственно, не знаю. Вопрос, если разрешите, к комиссии: в той справке, которую выдала коммуна, отмечено, что отец Нагорного бывший поп?

Председатель, как в суде, что-то прошептал соседу справа, потом тому, что слева, а уже тот, поднявшись из-за стола, подошел к секретарю комиссии, полистал тоненькую, в коричневой обложке папку.

— Нет, в справке это не указано.

— А в каком другом документе, — продолжал юноша в красноармейской гимнастерке, — в заявлении Нагорного, в анкете?

Ни в одном из документов члены комиссии такого уточнения не нашли.

— Тогда разрешите вопрос Нагорному. Скажите, Нагорный, поступая в техникум, вы о том, что ваш отец бывший поп, кого-нибудь извещали или где-нибудь написали?

Адам от этого вопроса растерялся еще больше и пробормотал испуганно:

— Собственно… Не помню… Возможно, что и нет. Не говорил… Ведь когда я поступал в техникум, отец уже отрекся, и я думал… нет уже необходимости…

— Ясно! — с ударением бросил юноша. — Ясно. Вопросов больше не имею.

В комиссии снова пошептались. Потом председатель спросил:

— Кто хочет высказаться?..

Слово взял тот же юноша в гимнастерке, недавний красноармеец, студент и секретарь комсомольского бюро второго курса. Речь его была краткой, ясной и суровой. Это хорошо, что отец Нагорного отрекся от сана и начал честную трудовую жизнь. Но плохо то, что сам Нагорный, поступая в техникум, скрыл свое социальное происхождение. Следовательно, он чего-то боялся, был неискренним перед коллективом, руководством техникума и вообще перед советской властью. А если так, то на каком основании я должен верить в то, что в случае чего он не утаит (если не утаил уже) и чего-то более важного?.. Короче, имеем ли мы право верить Нагорному и допускать его в семью новых, советских, пролетарских специалистов в период великого перелома, сплошной коллективизации, когда классовый враг особенно свирепствует, прибегая к коварнейшим и жесточайшим методам в борьбе против советской власти? Одним словом, гражданина Нагорного следует из состава студентов нашего техникума вычистить за неискренность и за то, что скрыл свое социальное происхождение…

После этого юноши выступило еще трое с других курсов. Потом еще кто-то с четвертого. Единственным положительным моментом, отмеченным в выступлениях об Адаме, было то, что учился Нагорный хорошо. Этого не отрицал никто. Однако и это не пошло ему на пользу даже в малейшей мере, ибо характеризовало парня как такого, который ударился в «чистый академизм», никак не проявив себя на общественной работе…

Адам Нагорный был единогласно исключен из состава студентов сельскохозяйственного техникума садоводства за то, что скрыл свое социальное происхождение.

И это было лишь началом.

Дня через три, когда исключенный Адам Нагорный немного пришел в себя и попытался понять, что с ним произошло, он спросил своего соседа по комнате в общежитии, мужчину лет тридцати, который, перед тем как поступать в техникум, несколько лет работал председателем сельсовета:

— Послушайте, Семен Михайлович, что вы мне посоветуете?

Тот помолчал, подумал, потом ответил:

— Я бы на твоем месте знаешь с чего начал? Пошел бы и наедине обо всем подробно рассказал Якименко.