По обыкновению, первым, с кем Квитка поделился своими соображениями, был редактор «Современника» П. А. Плетнев, которому он писал 13 сентября 1841 г.: «Не зная еще наверное, позволят ли Вам занятия по службе продолжать издание „Современника“, я все по требованию Вашему прилагаю у сего статью о „Гаркуше“. Гаркуша именно был, существовал и с такой удалью действовал. Вся Малороссия и теперь помнит его. От некоторых лиц, знавших его, слышавших суждения его, и от некоторых облагодетельствованных им все это слышано и изложено в точном духе его. Городничиха со всеми деяниями своими и в действиях своих против Гаркуши изложена по всей справедливости. <…> Все объясняю для того, чтобы не подумал кто, что это идеальный характер. А что слыл он во всеобщем мнении „разбойником“, то это не винит его. Кто мог постигнуть цель его? Смотрели издали и судили о грабежах его, не входя в намерения. <…> Какова латынь в статье? Но и это все, т. е. страсть Гаркуши украшать речь свою латынью, и это все истинно.
Как уже говорилось, сведения о Гаркуше, дошедшие до следующих поколений, весьма скудны, и, как обычно бывает в таких случаях, достоверное смешано с легендарным. Мы знаем, что фамилия его отца была Николаенко, а прозвище «Гаркуша» он получил «по причине гаркавости в произношении речей» (он сильно картавил). По сведениям автора статьи о нем в «Русском биографическом словаре» Е. Александровича, Гаркуша «стал идейным разбойником: грабя богатых панов и громя начальство, благодетельствовал мужику и, таким образом, являлся живым протестом против установившегося порядка с притеснением крестьян помещиками и эксплуатацией казаков войсковой старшиной. <…> Своей смелостью и отвагой при грабежах он наводил ужас на помещиков и властей, а ловкостью и проворством, помогавшим ему не раз бежать из тюрьмы, окружил свое имя в народном понятии ореолом легендарного героя. Рассказывали, что его пуля не берет и что есть у него „разрыв-трава“, которая всякое железо разрывает»[191].
Неудивительно, что образ благородного разбойника, некоего украинского Робин Гуда привлекал к себе внимание и был неоднократно запечатлен и в литературе, и в фольклоре, и в публицистике. Анонимный автор повести «Гаркуша», помещенной в 1831 г. в «Украинском вестнике», писал: «Спросите кого хотите в Малороссии о знаменитом разбойнике Гаркуше, всякий с охотой вам расскажет все, что только слышал о нем, и, надобно заметить, рассказы его будут оживлены веселостью совершенно особенного рода, как будто действия ему нравятся, как будто в его поступках он принимал участие».
В составленном М. А. Максимовичем сборнике «Украинских народных песен» (1834) находим и такие строки:
И Котляревский в «Энеиде», описывая палаты царя Латина, включает Гаркушу в ряд знаменитых разбойников:
Таким образом, у известного историка Украины, фольклориста и этнографа Н. А. Маркевича были все основания утверждать, что имя Гаркуши было так же знаменито на Украине, как имена Ваньки Каина или Стеньки Разина в северной Руси[194].
Поддается естественному объяснению и то, что симпатии к нему выявились особенно явно в первой половине 1820-х гг., когда в русском обществе созревали идеи вольнолюбия и революционности, с наибольшей полнотой выразившие себя в подготовке и осуществлении восстания декабристов. В такой атмосфере практически одновременно создавались два произведения: роман В. Т. Нарежного «Гаркуша, малороссийский разбойник» и повесть О. М. Сомова «Гайдамак». Оба автора были биографически связаны с Украиной, у обоих деятельность главного героя разворачивается на фоне картин украинской природы и украинского быта. И роман Нарежного, и повесть Сомова были хорошо известны Квитке, видимо, сослужили ему немалую службу в процессе его собственного творчества, и их нельзя обойти молчанием.