Пространный монолог «Молодого человека», из которого мы приведем лишь некоторые извлечения, – не искусственное прикрытие, направленное на то, чтобы обезопасить текст от претензий цензуры. Все его построение, тональность, система приводимых аргументов свидетельствуют о том, что он отражал глубинные убеждения писателя. Действия Гаркуши, которыми он берет на себя установление справедливости и правопорядка, представляют собой самоуправство, а «самоуправство нетерпимо нигде, и оно разрушает все меры правительства, для блага нашего устраиваемые. <…> Что выйдет из того? Всеобщая путаница, хаос, разрушение всякого порядка, уничтожение власти правительства»[203].
Здесь следует многозначительная ремарка, дополнительно дающая понять, кто, по мнению автора, прав, а кто не прав в этом споре: «Гаркуша силился что-то сказать; молодой человек выжидал, но, видя, что Гаркуша не находил слов, продолжал говорить». А говорит он вот что: «Решительно я не признаю в Гаркуше ума, а почитаю его возгордившимся ложными понятиями своими и, при непозволительных средствах, дерзнувшим поступать самовольно. Он гордится, что не убил никого? Но из слов ваших видно, что он не доверяет правительству, следственно, он враг его и потому всех вообще. Одна гордость Гаркуши утвердила в нем мысль, что он понимает вещи яснее других, видит предметы с настоящей точки и имеет право искоренять зло. Допустив каждого действовать свободно, к чему будут распоряжения властей, так чинно, стройно и, не забудьте, человеколюбиво последующих? <…>…как действует Гаркуша? Избрав людей из отверженных обществом, уполномочивает их разыскивать все неправды по их понятию, принимая за истину клеветы, что кто-нибудь живет, действует, даже мыслит не так, как бы желалось ему; он наезжает со всей видимостью как истый разбойник. <…> Кто дал ему на это право? Кто уполномочил его действовать? <…> Одно имя его произносится с ужасом, везде преследуют его и, наконец, готовы в храме Божием призвать на него месть праведного судии небесного за все то зло, которое он, один почитая добром, разливает во всем здешнем крае.
Гаркуша
Молодой человек
Конечно, Квитка видел, в какой степени этот приговор противоречит всему предшествующему повествованию о деятельности Гаркуши, это проявилось и в цитированном выше письме к Плетневу: с одной стороны, Гаркуша «с такой удалью действовал» и «некоторых облагодетельствовал» и не его вина, что он слыл разбойником, с другой – «заблуждающийся ум самонадеянного Гаркуши» и «в суждении молодого человека вся сентенция».
Найти выход из этого противоречия Квитка читателю не доверил: он подсказан раскаянием самого Гаркуши. Верный обыкновению «украшать речь свою латынью», он «встал, ходил, погрузясь в размышления; потом сказал мрачно: „Ori juvenis praesidet veritas!“ (Истина говорит устами юноши)». Потом он сказал отцу молодого человека: «Я полюбил сына вашего. В нем много доброго», – и передал для него триста рублей. Но тот отказался от этого подарка и сказал Гаркуше: «Эти деньги не ваши. Они вами отняты. Слезы, а может быть, и кровь, пролитые при похищении их, вопиют о мщении».
«Гаркуша затрясся, скомкал в руках деньги, швырнул их оземь и бросился стремительно из комнаты. Сидя в кибитке своей, погруженный в размышления, он иногда проговаривал: „Истина говорила устами юноши!.. Не тот путь я избрал!.. Проклятие мне? О, если бы не поздно!..“»[205]
А заканчивается повесть такими словами: «Когда объявили Гаркуше решительный о нем судебный приговор, он, поклоняясь присутствующим, сказал: „Справедливо. При всем учении моем, я ложно понял вещи, а пред законом и в том уже преступник, что принялся действовать самовластно. Участь мою еще прежде вас истина нарекла устами юноши“»[206].
«Предание о Гаркуше» не принадлежит к числу наиболее известных произведений Квитки и в сущности находится на периферии внимания как его читателей, так и исследователей. Вместе с тем трудно назвать что-либо из им написанного, где так определенно и однозначно отразилась бы его общественно-политическая позиция.