Постепенно становится ясно, что техника остроумия вообще определяется двоякого рода намерениями: одни обеспечивают возможность создания шуток, а другие увеличивают шансы на проявление удовольствия со стороны третьего лица. Подобная Янусу двуликость шуток, оберегающая первоначальное наслаждение от возражений критического рассудка, наряду с механизмом предварительного удовольствия относится к первым намерениям. Дальнейшее усложнение техники условиями, описанными в настоящем разделе, есть результат присутствия третьего лица, интересы которого тоже учитываются. Итак, шутка сама по себе – лукавая плутовка, которая служит одновременно двум господам. Все, что направлено на получение удовольствия, в шутке обращено к третьему лицу, как будто у первого лица имеются какие-то внутренние и непреодолимые задержки, мешающие получению удовольствия. Складывается полное впечатление необходимости присутствия третьего лица для осуществления самого процесса остроумия. Что ж, мы сумели составить довольно четкое мнение о природе этого процесса у третьего лица, однако для первого лица данный вопрос по-прежнему окутан для нас мраком. Выше мы спрашивали, почему сами не смеемся над собственными шутками и почему спешим поделиться нашими шутками с другими людьми. До сих пор у нас нет ответа на первое «почему». Можно лишь предположить, что между двумя подлежащими выяснению фактами существует тесная связь: именно потому мы и хотим пересказать нашу шутку другому, что сами не в состоянии над нею посмеяться. Изучая условия получения удовольствия и разрядки у третьего участника, мы можем сделать обратный вывод относительно первого лица: у него отсутствуют условия для разрядки, а условия для получения удовольствия выполняются частично. Значит, нельзя отрицать, что мы дополняем удовольствие, достигая невозможного для нас смеха окольным путем – через воздействие на третье лицо, которое мы заставили смеяться. То есть мы смеемся как бы «рикошетом» (par ricochet), если вспомнить слова Дюга; смех принадлежит к числу наиболее заразительных психических состояний. Если я заставляю другого человека смеяться, рассказывая ему шутку, то я фактически его использую, чтобы возбудить собственный смех; действительно, часто можно наблюдать, что человек, рассказавший шутку с серьезной миной, подхватывает затем смех другого своим умеренным смешком. Выходит, рассказ шутки другим людям может преследовать несколько целей: во‐первых, он дает объективное доказательство успеха работы остроумия; во‐вторых, дополняет мое собственное удовольствие обратным воздействием другого человека на меня; в‐третьих, при повторении чужой шутки добавляет порцию удовольствия, которое я не испытываю из-за отсутствия новизны.