Остроумие и его отношение к бессознательному

Если коротко, при смехе, согласно нашему предположению, заданы условия для того, чтобы количество психической энергии, тратившееся до сих пор на освоение психических путей, получило возможность свободно разряжаться. Поскольку же смех, хотя не всякий, но смех по поводу шуток – безусловно, есть признак удовольствия, то мы склонны привести это удовольствие в связь с применением освобожденной энергии. Когда мы видим, что слушатель шутки смеется, а ее автор хранит серьезность, это может сообщать только о том, что у слушателя затраты психической энергии прекратились, в то время как при создании шутки возникают задержки – либо для прекращения затрат энергии, либо для возможности отклика. Едва ли можно более верно охарактеризовать психический процесс у слушателя, ставшего третьим участником шутки, нежели через подчеркивание того факта, что он получает удовольствие от шутки при незначительном расходе собственной энергии. Это удовольствие ему как бы дарится. Слова шутки, которую он слышит, непременно вызывают в нем те представления или ту связь мыслей, возникновению которых у него самого противодействовали очень сильные внутренние задержки. Ему пришлось бы приложить немалые усилия, чтобы произвольно наладить эту связь в качестве первого участника шутки или, по крайней мере, затратить такое количество психической энергии, которое соответствовало бы силе задержки, подавления или вытеснения этих представлений. Эту психическую затрату он сэкономил. Вспоминая наши рассуждения выше, мы должны сказать, что его удовольствие соответствует этой экономии. Согласно нашему же взгляду на механизм смеха, следует сказать, что энергия, тратившаяся на поддержание задержек, внезапно оказалась лишней из-за воссоздания запретных представлений посредством слухового восприятия. Отток этой энергии прекратился, и она получила в смехе возможность разрядки. В сущности, оба процесса приводят к одному и тому же результату, так как сэкономленная энергия точно соответствует задержке, которая стала ненужной. Но последний процесс более нагляден, он позволяет нам утверждать, что слушатель шутки смеется, затрачивая при этом такое количество психической энергии, какое было освобождено упразднением задержки. Смехом он словно выплескивает это количество энергии.

* * *

Если тот, у кого родилась шутка, не может смеяться, значит процесс, происходящий в его разуме, отличается от сходного процесса у третьего участника, у которого налицо либо упразднение задержки, либо возможность разрядки. Впрочем, первый вариант неосуществим, и мы должны это признать. Задержка подлежит упразднению и у первого лица, в противном случае шутка бы не родилась. Ведь рождение шутки знаменует именно преодоление сопротивления. Точно так же невозможно, чтобы первое лицо не испытывало удовольствия от шутки, ставшей, конечно, следствием упразднения задержки. Выходит, правилен второй вариант: автор шутки, сам ощущая удовольствие, не может смеяться, ибо что-то препятствует в нем возможности разрядки. Причиной может быть следующее обстоятельство: освободившаяся энергия тотчас находит себе другое эндопсихическое применение. Хорошо, что мы обратили внимание на этот факт, который ниже будет рассмотрен подробнее. Вдобавок автор шутки может выполнить другое условие с теми же итогами. Не исключено, что вообще не высвободилось такое количество энергии, которое способно проявить себя, несмотря на последовавшее упразднение задержки. Ведь у автора шутки совершается работа остроумия, которая должна соответствовать определенному количеству новой психической затраты. Следовательно, он сам добывает силу, которая упраздняет задержку, и извлекает из происходящего удовольствие; в случае тенденциозной остроты – значительное, так как полученное от работы остроумия предварительное удовольствие само берет на себя функцию упразднения задержки. Но затрата по результатам работы остроумия в каждом отдельном случае заимствуется из плодов упразднения задержки; это та самая затрата, которой нет у слушателя шутки. Для подкрепления вышеизложенного можно привести еще тот факт, что шутка может лишиться своего характера и у третьего лица, едва от него потребуется затратить долю мыслительной энергии. Аллюзии в шутке должны бросаться в глаза, а пробелы – заполняться с легкостью. С пробуждением сознательного мыслительного интереса действие шутки становится, как правило, невозможным. В том и заключается важное отличие шутки от загадки. Быть может, психическое сочетание в ходе работы остроумия вообще не благоприятствует свободному распределению освобожденной энергии. Здесь не месть, конечно, глубже вдаваться в описание этого процесса, и мы лишь подробнее пояснили ту часть нашей задачи, где обсуждалась причина смеха третьего лица, зато менее подробно – другую часть, где анализировалось, почему не смеется первое лицо.