Особое назначение

...Мадам Франгопуло называла себя ученицей и последовательницей Айседоры Дункан. Во время краткого пребывания в Петрограде Дункан организовала студию танца для пролетарских детей. Мадам Франгопуло сумела пристроить туда свою малолетнюю дочь, и та с превеликим удовольствием отплясывала босиком под «Марсельезу», размахивая красным шелковым полотнищем, которым снабдила ее мать, в то время как остальные довольствовались простым кумачом. Этого оказалось достаточным, чтобы мадам причислила себя к прямым продолжателям дела знаменитой балерины-босоножки.

Во время нэпа муж мадам Франгопуло, обрусевший грек, очень быстро разбогател, так же быстро за сомнительные сделки был отправлен на Соловки, откуда уже не вернулся. С той поры прошло без малого двенадцать лет, нэп давно приказал долго жить, младшая Франгопуло превратилась в дебелую девицу, а мадам решила открыть балетную школу на дому. Вскоре в дом мадам Франгопуло потянулись девочки из обеспеченных семей, чьи родители не могли устоять против заманчивого объявления: «Танцы босоножек. По системе Айседоры Дункан. Занятия два раза в неделю. Плата умеренная». Умеренная плата приносила весьма приличный доход, благо расходы были небольшие: тапер и девушка-балетмейстер, которых мадам нещадно обжуливала. Когда к ней приехали с обыском, мадам приняла это как личное оскорбление — требовала немедленно связать ее с прокурором, грозила всяческими карами и размахивала бумажкой, подписанной якобы самим наркомом просвещения. На очной ставке с Полетайкой заявила, что этого бандита не видела, что ее оговаривают, хотят отобрать последнее, заработанное честным трудом, и оставить ее с дочерью умирать голодной смертью.

Все это Юрский и Бычков слушали со вниманием, а сотрудники Бычкова, в присутствии понятых, вынимали из сервантов, горок, шкафов хрусталь, меха, отрезы, платья, шубы, пуховые платки, пока наконец не дошел черед до золотых часов, колец, браслетов, жемчужных ожерелий, и всего этого в таком количестве, что понятые повставали с мест и подошли к столу, куда складывались драгоценности.

Юрский попросил всех отойти и предъявил драгоценности для опознания Полетайке. Тот безошибочно определил ценности, взятые им в ювелирных.

Составили протокол, понятых отпустили, Полетайку увезли, ценности аккуратно уложили в брезентовый мешок и опечатали, а рыдающей мадам предложили проследовать к машине. Так и закончила свое существование частная балетная школа «Танцы босоножек».

...Бычков вышел из здания суда на Фонтанке, перешел мост и мимо Михайловского сада направился к Конюшенной, чтобы кратчайшим путем, через проходной двор Капеллы, выйти на Дворцовую площадь.

В суд ходить Бычков не любил и никогда не понимал тех, кто, возвращаясь после оглашения приговора над своими подследственными, удовлетворенно сообщал: «Дали на полную катушку! Молодец судья!» И не потому, что очень уж жалел осужденных или сомневался в справедливости судейского решения. Просто ему казалось, что не торжествовать тут надо — огорчаться, особенно если сидящий на скамье подсудимых уйдет из зала суда озлобленным и весь срок заключения будет припоминать равнодушие следователя, добивающегося только одного: «закруглить» дело и передать его в суд. Выйдя из заключения, такой подследственный совершит еще не одно преступление, благо «школу» за свой немалый срок пройдет основательную.

Бычков, глядя на скамью подсудимых, где сидели Полетайка, Кононов, Хохлов и Журавлев, чувствовал за собой какую-то неясную вину. И Кононова, и Журавлева, и Хохлова судить было необходимо. Разгромить два магазина и не ответить за это? Суд учтет их возраст, и срок у них будет минимальный. А вот Полетайка? Бычков мысленно обругал себя за то, что назвал его воровской кличкой. Полетайки здесь нет. Есть подсудимый Смирнов Николай Яковлевич. По затребованным метрикам ему уже восемнадцать. И судят его, как взрослого. Тут вдруг Бычков понял, что его гложет! Прокурор требовал Смирнову максимальный, по совокупности статей, срок. Ни словом не упомянув о его чистосердечном признании и других смягчающих обстоятельствах. Но в деле все это есть! Не кто-нибудь, а Смирнов указал местонахождение госценностей из ювелирных, добровольно пошел на очную ставку со скупщицей краденого, лично опознал похищенные драгоценности. Другими словами, оказывал всяческое содействие следствию. И кто? Квалифицированный взломщик, вор в законе, знающий, Что прямых доказательств участия его в ограблении нет. Он сам переступил через воровские законы, а прокурор опять будит в нем то звериное, с чем Смирнов мучительно борется.

Да прокурор об этом и не задумывается! Полистал дело, посчитал статьи, прикинул сроки. Что еще надо? А для судьи прокурор — высшая инстанция. Со своим мнением не вылезай. Заседатели дела не читали. Что публика в зале, что они — разница небольшая. И сам Бычков здесь никто. Сделал свое дело и сиди, помалкивай в тряпочку!