Особое назначение

— Была твоя, стала наша! — хмыкнул Федор, обсосал косточку и степенно сказал: — Ты эту воблу есть не хотел? Не хотел. Пропадать, выходит, добру?

— Мало ли что не хотел! — взорвался Степан. — А теперь захотел! Пристроился уже? Частник!

— Во! — привстал Федор. — Да ешь ты ее на здоровье!

— Проваливай отсюда! — крикнул Степан, понимая, что злится он не на Федора, а на себя, и дело не в несчастной этой воблине, а в Глахе, которую он опять, не хотя, обидел. Остановиться уже был не в силах, да и не хотел признаваться в своей слабости. Подошел к двери и распахнул ее: — Давай!

— Спасибо, Степа.

На пороге стоял Алексей Колыванов и улыбался. Здоровой рукой он прижимал к себе граммофон с расписанной яркими цветами трубой. Посмотрел на обиженно сопевшего Федора, на Степана, усмехнулся и сказал:

— Подержи-ка музыку, Федя!

Федор обхватил граммофон обеими руками, поставил на стол, полюбовался большими красными розами на раструбе, обтер их зачем-то рукавом пиджака и шумно вздохнул.

— Ты чего это такой надутый? — спросил его Колыванов. — Или обижают тебя у нас?

Федор помолчал и сказал:

— Кто меня обидит — не обрадуется.

— Ну-ну! — Колыванов подмигнул Насте.

Та заулыбалась и обернулась к Степану.

Степан шутки не принял. Гордо отвернулся.

Колыванов опять перемигнулся с Настей, подсел к столу, обмакнул в соль хлебную корочку, вкусно похрустел и спросил у Федора:

— Что редко заглядываешь?

Федор покосился на Степана, помял в руках свой треух и ответил:

— Недосуг мне... Работу ищу.

— С работой теперь полегче будет! — кивнул ему Алексей и торжественно объявил: — Есть решение райкома партии: создать комиссию для устройства труда несовершеннолетних. Члены Союза рабочей молодежи обеспечиваются работой в первую очередь.

— Вот это дело! — хлопнул ладонью по столу Степан и победно взглянул на Федора.

Алексей перехватил его взгляд и сказал:

— Так что, Федор, самое время тебе в Союз вступать.

— Погожу, — насупился Федор, смел остатки воблы в ладонь, завернул в обрывок газеты, сунул в карман и вышел.

— Видали? — торжествующе оглядел всех Степан. — Пожалейте его, бедненького! Он вам нажалеет! Своих не узнаете! — И обернулся к Алексею: — Чем играть-то на этой музыке?

— А вот! — Алексей вынул из-за пазухи пластинку. — Одна пока... Потом разживемся.

Он поставил пластинку на обтянутый сукном диск, покрутил ручку, опустил мембрану, и сквозь легкое шипение зазвучали скрипки, медленно ведущие мелодию вальса. Потом в оркестре словно засеребрилось, кто-то там заиграл на неведомом каком-то инструменте, и это он звенел серебром печально и нежно.

— Гитара, что ли? — наморщил лоб Степан.

— Вроде... — кивнул Алексей. — Здоровая такая... Арфа называется.

— Арфа? — переспросил, запоминая, Степан.

— Ага... — кивнул Алексей.

Они опять замолчали, прислушиваясь, но арфы так больше и не услышали. Видно, она отыграла свое, и мелодию вели теперь трубы и еще какие-то духовые инструменты. Тоже вроде трубы, но звук не резкий, а тягучий, будто кто-то поет медным голосом. А сам вальс был уже не медленный, как раньше, не осторожный, а кружился все быстрее и быстрее и делал так: «Ах! Ах!» — и хотелось встать и закружиться вместе с ним.

— Сто лет не танцевала... — вздохнула Настя.

— Прошу! — Алексей встал перед ней и склонил голову.

Настя засмеялась, посмотрела на здоровенные свои солдатские ботинки, отчаянно тряхнула головой и положила руку на плечо Алексея. Он бережно обнял ее за талию, чуть отстранился, выпрямил спину, и Настя стала вдруг тоньше и выше, когда они медленно закружились по паркету.

Санька не отрываясь следил за их плавными движениями, а Степан хмурился и поглядывал на Глашу.

У нее опять загадочно блеснули глаза, она прикрыла их ресницами, поставила пластинку с начала и обернулась к Степану. Степан стал усиленно разглядывать лепной потолок, как будто раньше никогда его не видел. Глаша тихонько вздохнула и сказала:

— Пойдем, Степа? Потанцуем?..

— Еще чего! — буркнул Степан и покосился на Саньку. — Жарища!

Глаша прикусила губу, пошла в угол и села там, теребя кончик распушившейся косы.

«Ну вот! — в отчаянии подумал Степан. — Снова не туда брякнул! Сидит, слезы глотает! А нечего было высовываться! Танцевать с ней еще. Стыдоба!..»

Степан опять покосился на Саньку, но тот сидел задумчивый и тихий: слушал то место в оркестре, где переливается серебром арфа. Потом спросил, ни к кому не обращаясь:

— А в других странах союзы молодежи будут?

— Ну?! — удивился Степан. — Ты чего это, парень?

— Штуку я одну задумал... — застеснялся Санька.

— Слышь, Глаха? — обернулся к Глаше Степан. — Еще один задумывать начал... Вроде тебя!

Глаша ничего не ответила. Сидела обхватив коленки руками и смотрела на кружащихся в вальсе Алексея и Настю. Степан разозлился и громко сказал то ли ей, то ли Саньке:

— Лечиться надо некоторым. Бесспорный факт!

Но Санька твердил свое:

— Нет, ты скажи! В Испании, к примеру, будут?

— Точно не знаю... — неохотно ответил Степан. — Но должны быть! А что?

— Кончится вся эта заваруха, голубей новых заведу... — мечтательно вздохнул Санька.

— Тьфу ты! — сплюнул Степан. — Я-то думал!..