Особое назначение

Она встала в голову цепочки, перехватила тяжелое ведро и передала стоящему перед ней человеку. Тот повернул к ней перепачканное копотью лицо, вгляделся и свободной рукой махнул в сторону. Но Глаша осталась стоять на своем месте, и человек, подхватив ведро, нырнул в занавешенный черным дымом пролом стены.

Глаша подвинулась поближе к разрушенной взрывом стене и, заслонясь рукой от жара, пыталась рассмотреть, куда девался человек с ведром. Но ей уже протягивали другое, полное воды ведро, и, перехватив его поудобней, она тоже побежала в пролом.

Горело где-то под крышей, оттуда тянуло гарью и валил дым. Он полосами стлался по полу и опять поднимался к потолку, едкий и густой.

Глаша остановилась в растерянности среди искореженных взрывом труб. Потом различила в углу металлические ступени лестницы и, держа в одной руке тяжелое ведро, а другую вытянув вперед, чтобы не наткнуться на что-нибудь, направилась туда. Послышался чей-то надсадный кашель, и по ступенькам, чуть не сбив ее с ног, скатился, громыхая ведром, человек с перепачканным копотью лицом. Он выхватил из рук Глаши ведро с водой, сунул пустое и зло крикнул:

— Мужиков там не нашлось?

Плеснул себе в лицо воды и опять побежал наверх...

Глаша выбралась через пролом наружу. Во рту было горько и сухо, душил кашель, глаза слезились от дыма. Она потерла их костяшками сжатых в кулаки пальцев. Как в детстве, когда сладко и долго плакала. Потом увидела, что цепочка людей стала гуще, откуда-то появилась лестница, кто-то лез по ней на крышу, и уже ему передавали снизу ведра с водой.

Глаше вспомнилось, как хлестала вода из покореженных взрывом труб в машинном зале станции, а здесь ее таскают почему-то из реки, и на минуту ей стало смешно. Потом сообразила, что тушить надо занявшиеся огнем стропила, а вода внизу неуправляема: нет ни шлангов, ни насоса.

В переулке народу стало больше, мальчишки вертелись у самого пожарища, их гнали, они появлялись снова, из толпы кричали: «Крышу ломайте!» — а какая-то женщина в облезлой меховой горжетке, с наспех связанным узлом в руках — видно, жила где-то рядом и боялась, что огонь перекинется на их дом, — громко требовала пожарных. «Какие сейчас пожарные, мадам?» — пытался урезонить ее сосед в рубашке с галстуком и в шлепанцах на босую ногу, но женщина не слушала его и оборачивалась то к одним, то к другим, размахивала узлом и причитала: «Где же пожарные? Господи!.. Довели Россию!»

В цепочке людей, передававших ведра с водой, Глаша увидела Саньку и Настю, а у лестницы — Лешу Колыванова. Он перехватывал ведра здоровой рукой и передавал стоящим на перекладинах людям, а те — человеку, который, широко расставив ноги, каким-то чудом держался на самой кромке крыши.

Потом она увидела Степана, бегущего к лестнице с багром в руках, и крикнула ему:

— Степа, погоди!

Степан оглянулся и на бегу махнул ей рукой, чтобы она отошла в сторону, но Глаша догнала его и, задыхаясь от все еще душившего ее кашля, сказала, указывая на пролом в стене:

— Там лестница железная...

Степан кивнул и свернул к пролому. Глаша выхватила у кого-то ведро с водой и побежала за ним.

— Куда?! — оглянулся Степан. — А ну, назад!

— Дядька там какой-то... — на бегу ответила Глаша. — Водички ему...

— Назад, говорю! — крикнул Степан и, погрозив ей багром, нырнул в пролом.

Глаша секунду помедлила, плеснула в лицо воды и полезла следом...

В машинном отделении клубился едкий дым, сверху сыпались искры, у Глаши сразу перехватило дыхание, и она опять зашлась в кашле. Человека с перепачканным копотью лицом нигде не было, и Глаша, пригнувшись, держа на весу, чтобы не пролить воду, тяжелое ведро, пошла в угол, к лестнице. Нащупав рукой железные ступени, она чуть ли не на четвереньках взобралась наверх.

Здесь дым был еще гуще, под ногами лежали кучи штукатурки и обгоревшая дранка. Остатки обвалившегося потолка еще держались по углам, в середине видны были почерневшие уже балки перекрытия, а над ними — горящие стропила и раскаленное докрасна железо крыши.

Глаша села на корточки и опустила голову в ведро с водой. Дышать стало немного полегче, и Глаша крикнула:

— Есть тут кто?

Никто не отозвался, но Глаше почудилось, что в дальнем углу кто-то стонет. Она поползла туда и увидела давешнего человека с перепачканным копотью лицом. Он лежал уткнувшись в опрокинутое ведро и мычал, будто хотел сказать что-то и не мог.

Глаша подхватила его под мышки и потащила к лестнице. Человек был большой и тяжелый. Он пытался идти сам, но только перебирал слабыми ногами, обвиснув всей тяжестью на руках Глаши. Потом потяжелел еще больше и уже не двигал ногами.

Глаша заглянула ему в лицо, увидела закатившиеся белки глаз, испугалась до полусмерти и закричала отчаянно, пронзительно, как не кричала никогда:

— Степа!..

Степан спрыгнул откуда-то сверху, весь черный, с прожженными на рубахе дырами, метнулся к Глаше и тоже закричал:

— Какого черта?! Говорили тебе?!

Потом увидел лежащего человека, заглянул ему в лицо, замолчал, запрокинул его руки себе на шею, поднял человека на спину, как куль с мукой, и потащил к лестнице.