Осман. Хей, Осман!

Но Осман, впрочем, не задумывался о недовольстве своего приятеля. Осман полагал искренне, что его эскишехирский друг просто-напросто беспокоится о нём… «Но ведь со мной ничего не случится!» — подумал снова Осман…

Селение Итбурну понравилось Осману. Здесь дома смотрели наружу узорными узкими нишами белыми. Настоящие окна глядели во внутренние дворы. Деревянные ограды были украшены круглящейся резьбой. Подле ворот были замощённые участки, чисто выметенные, политые с утра водой из кувшинов и вёдер. Самой приметной постройкой в селении был, конечно же, минарет большой мечети. Осман подъехал к храму, сошёл с коня и привязал коня к деревянному столбу; здесь же было вкопано ещё несколько таких же столбов, и несколько лошадей было привязано. Осман вступил в мечеть и увидел, что правоверные собрались для совместной молитвы. И он присоединился к людям селения Итбурну. А когда моление завершилось, один почтенный человек обратился к Осману и спросил дружелюбно, кто он. Однако Осман не успел ответить, потому что вмешался другой житель Итбурну, помоложе, и сказал:

— Я знаю этого молодца! Это Осман, сын вождя Эртугрула. Этот Осман — мастер устраивать охоты!..

Тогда и Осман заговорил:

— Добрые люди, я приехал в селение ваше, потому что хочу говорить с шейхом Эдебали!..

Собравшиеся близ мечети расступились, и Осман увидел шейха. Осман ожидал увидеть мудреца и богослова, подобного тем, каких он видел в Конье и в Хаджибекташе. Но перед ним остановился воин, человек, хотя и немолодой уже, но в одежде воина, в короткой куртке, в сапогах, и на голове его была надета войлочная шапка наподобие шлема, а не чалма. Но кос у него не было.

Шейх Эдебали смотрел на Османа. Осман поклонился.

— Я приехал узнать обычаи и устав ахиев, — прямо сказал он. — Я — Осман, сын Эртугрула!..

— Знаю Эртугрула, — коротко бросил шейх Эдебали. — Когда-то он оказал мне гостеприимство в своём становище в Сугюте…

Эти слова обрадовали Османа.

— Идём в мой дом, — позвал его шейх…

И видя, что шейх Эдебали идёт пешком, Осман также не стал садится на коня, но повёл коня в поводу…

Шейх сам отвёл коня Османова в конюшню, затем сам же и постелил скатерть и принёс похлёбку, приготовленную из мяса козлёнка. Похлёбка приправлена была острыми, пряными травами. Шейх принёс также и питье, выжатое соком из плодов сладких… Вымыли руки и принялись за еду. Во двор выбежала маленькая девочка, лет пяти или шести. Но увидев гостя, смутилась и тотчас побежала в дом…

Осман подумал, что это, должно быть, одна из младших детей шейха…

«Может быть, я не должен задавать ему вопросы о его жёнах и дочерях!» — подумал Осман.

— Женщины и девицы в Итбурну, — заговорил шейх Эдебали, будто угадав, что Осман сейчас подумал о женщинах в семье самого Эдебали, — так вот, я тебе говорю, не могу я справиться с ними! Всего несколько семей, в которых жены и дочери сидят, как положено, на женской половине, и если выходят из дома, закрывают лица. А все прочие ходят, будто жены неверных или кочевницы, открыв лица и высоко подняв головы…

— Вижу, ты человек почтенный, — возразил Осман. — И я у тебя в гостях сейчас! Однако же зря ты равняешь женщин и девушек наших становищ с этими суками неверных! Думаю, ты всё же не хотел обидеть меня! И если бы я нечаянно обмолвился такими словами о женщинах твоего дома, я тотчас просил бы прощения!.. — И Осман отложил на скатерть ложку деревянную, показывая, что не может есть после оскорбления…

Шейх Эдебали посмотрел на него черно, глубоко и сурово. Также отложил ложку. Затем снова поднял её, повертел меж пальцами, глядя по-прежнему на гостя, и наконец сказал:

— Настаивать не стану. Я не из тех, которые желают во что бы то ни стало поставить на своём! Признаю, что ты прав! Прости!..

— Благодарю! — обронил Осман. И тотчас взял свою ложку со скатерти и принялся за еду…

А после трапезы шейх Эдебали по просьбе настоятельной гостя рассказал об ахиях.

— Мы, ахии, — говорил он, — сейчас единственные защитники народа. Наедут монголы — мы отомстим за набег! Какой-нибудь мелкий греческий владетель начнёт притеснять тюрок, опять же — кто защитит? Мы, ахии! К нам примыкают и болгары, и тоски, и гэги[234], и обращаются в правую веру!..

«Оттого и женщины и девицы не соблюдают правил затворничества!» — подумалось Осману. Но из почтения к собеседнику он вслух ничего не сказал. Меж тем, шейх продолжил свою речь:

— Знакомо ли тебе слово «фата»?

— Нет, — отвечал Осман.

— Слово это означает: «боец», «молодец». Ты и сам достоин такого наименования! Так вот, мы, ахии, живём по канонам футувва — чести и храбрости. Каждый из нас — гази — борец против неверных! Мы не позволяем грекам нападать на нас! Смелость и отвага — вот самые важные для нас добродетели. Добродетели эти известны с самых давних времён. Слыхал ты о герое-фата Хатиме ат-Тай’и?

О Хатиме Осман слыхал и был рад сказать это шейху.