Ошибка грифона

Огнедых, очень недовольный тем, что Багров их разлучил, заворочался на сосне и, повернув голову, как она поворачивается только у ящериц и змей, уставился на Матвея. Тот ощутил себя на прицеле, понимая, что от огненного плевка ему не уйти. На счастье Матвея, беспокойный ветерок продолжал дуть на сосну, и один из углей вспыхнул ало и жарко.

Огнедых воспользовался этим, переполз на уголь животом и, согревшись, успокоился. Выждав некоторое время, Матвей осторожно пересадил его в лампу, уже горящую и заправленную керосином.

* * *

У Фулоны была привычка: когда валькирия золотого копья нервничала, то перебирала гречку. Высыпала горсть-другую на стол и пальцем быстро раскидывала ее на три кучки: черные семена отдельно, хорошие отдельно, и те, что чуть крупнее или облезли — тоже в особую кучку.

Вот и сейчас она сидела за столом, и ее палец скользил по рассыпанной гречке. Перед Фулоной стояли Ирка и Багров. Была уже глубокая ночь, когда они позвонили в двери валькирии золотого копья.

— Я всегда замечала, что мечты сбываются! Не так, как мы ожидаем. Не тогда, когда мы ожидаем, но обязательно сбываются. Мечты — это программа, — сказала Фулона негромко.

— Что? Как? — спросила Ирка, не понимая.

Она была как на автопилоте. Так устала, что начинала глохнуть. Простейшие вещи ей приходилось повторять трижды.

— Мечта Маши сбылась. Она хотела совершить благородный жертвенный поступок, умереть у всех на глазах и сохраниться в памяти. И это произошло, хотя она и не стала валькирией, — объяснила Фулона.

Ее палец продолжал скользить по гречке. Ирку это уже начинало раздражать. Вот оно, начальство! Человек умер, они едва на ногах стоят, а она гречкой успокаивается. Могла бы, что ли, заплакать для порядка, как они с Матвеем плакали.

— Да, — сказала Ирка агрессивно. — Не стала! И Прасковья тоже... Копье — оно там, в коридоре! И щит мы тоже отдали, попрошу заметить!

Она оглянулась на ванную, где шумел водой оруженосец Фулоны, который все пытался проснуться.

Валькирия золотого копья покорно вздохнула. На Иркину агрессию не отозвалась.

— Где вы ее похоронили? — спросила она тихо.

— В лесу, — сказала Ирка и со скрытым вызовом добавила: — А могилу, кстати, копали вашим Ледяным копьем! Оно роет даже промерзшую землю!

Машу они похоронили на невысоком холме у ручья. Место хорошее. Песок и камни. И много сосен вокруг. Домой же к Маше отправили морок. Тот же фокус, который Ирка когда-то проделывала с Бабаней. Родных этот морок обманет, подмены они не заметят. Морок будет уместно улыбаться, вежливо отвечать на вопросы, а через несколько недель заявит, что насовсем уезжает куда-нибудь в Норвегию, махнет фальшивым приглашением и превратится в поток фотографий и кратких писем из социальных сетей. Едва ли сестра и ее муж особенно огорчатся. Может быть, когда-нибудь даже съездят в Норвегию. Морок покажет им старинные замки и представит рыжего норвежца Олафа, который по-русски ни бум-бум, зато ездит на велосипеде и защищает китов. Правда, норвежца этого пока не существует. Его морок тоже придется творить. Ну да это уже дело третье. Ирка человек творческий, Багров тоже — а кто лучше придумает характер европейца, чем человек русский, никогда в Европе не бывавший?

— А как же эйдос? Мрак не имел права убивать Машу, пока у нее был эйдос! — вдруг громко сказал Багров.

До этого он молчал.

Фулона повернула к нему лицо. Она была по-ночному бледной, под глазами — желтоватые тени и заметные морщинки.

«Устала... и немолодая уже!., тяжело ей!» — подумал Багров.

— Он не собирался ее убивать, под копье же она шагнула сама? Сама заслонила? — спросила Фулона.

— Да.

— Вот и ответ! Это был ее выбор.

Слово «выбор» зацепило Матвея.

— Вам ее не жалко? — с вызовом спросил он. — Вы же ее знали! Даже выбрали когда-то для медного копья, которое досталось, между прочим, Холе!

Отвечая на вызов Матвея, Фулона резко поднялась. Стул покачнулся, встал на задние ножки, но не упал, потому что Ирка его подхватила.

— А какой жалости ты хотел? Охать? Растирать слезы по лицу? Мы на войне, дружок! Здесь слез не бывает. Они бывают потом.

— То есть не жалко?

— Жалко. Но одновременно я за нее рада.

— РАДЫ?

— Да! Теперь я спокойна за ее эйдос, а раньше волновалась за него по целому ряду причин. Есть люди, которые могут только прорваться к свету. Такие, как Маша или Варвара. А если доходить постепенно, они не дойдут. Не хватит постоянства, воли, сил. И эйдос подгниет, и они сорвутся.

Фулона замолчала. Примерно в то же время ее оруженосец в ванной выключил воду. Труба взвыла басом и вдруг замолкла, издав смешной высокий писк. И этот нелепый писк разом сбил все настроение, превратив трагическую сцену в уставший фарс.

— Поздно уже. Вы устали. Можете у нас лечь, — предложила валькирия золотого копья.

— Нет, мы у себя, — отказался Багров.

— Ну хорошо... Тогда до встречи и... спасибо!..

— За что? — спросила Ирка.

— За все, — серьезно и без иронии отозвалась Фулона.