Ошибка грифона

Прасковья вгляделась в Ирку, на миг, проверяя ее, переключилась на истинное зрение — и вдруг расхохоталась. Хохотала она так, что в стене избушки образовалась дыра, а небо, необъяснимые зимой, рассекли сразу четыре молнии, все ударившие в одно дерево в лесу. Позднее сюда приезжали ученые и защитили две диссертации.

К молниям Шилов остался равнодушен. Дыра же в стене его озаботила. Он подошел, поглядел, прикинул размеры, зачем-то ковырнул влажные бревна ногтем и хладнокровно заткнул дыру подушкой.

— Так ты отказываешься? — спросила Ирка. — Что мне передать?

Прасковья даже писать ничего не стала. Только дернула головой, требуя, чтобы Ирка забирала копье и уходила. Но Ирка не ушла. Она смотрела па Прасковью и думала, что сказать. Долгая речь тут бы не сработала.

— Они погибнут, — произнесла она.

Прасковья схватила помаду.

«Кто?» — появилось на стекле.

— Валькирии! Чтобы сразиться с Черной Дюжиной, им нужна еще одна.

«Пусть откажутся!»

— Отказаться от битвы они не могут. Это означало бы потерю копий — и потерю самой возможности существования валькирий! — сказала Ирка, вспоминая грустное лицо Фулоны. Фулона знала, что шансов на победу почти нет. Но погибшие валькирии сохранят копья, которые перейдут к следующим. Валькирии же, отказавшиеся от боя, сберегают свою жизнь, но теряют копья. Получается жестокая такая, но сияющая правда, что, только умирая, валькирия живет. Хочешь жить — умри в бою.

«Кто валькирия?! Я? Какую траву Фулона выращивает в огороде?»

— Они погибнут! — повторила Ирка.

«А со мной что? Они победят?»

— Не знаю, — осторожно сказала Ирка. — Но Ледяное копье должно иметь хозяйку к началу боя. Если ее не будет, мрак может придраться и заявить на него свои права. Типа, валькирии вообще его недостойны и все такое. Но я не уверена... Я только так думаю.

Прасковья равнодушно пожала плечами и опять ткнула пальцем в последнюю запись про Фулону и огород. Ирка не стала ее уговаривать. Последняя надежда потухла как спичка.

— Можно мы хотя бы посидим немного в тепле? — попросила она.

Против этого Прасковья не возражала. Модель Маша уже сидела у печки и, стащив с себя сырую шубку, грела спину. Из кармана шубки, которую она небрежно повесила на единственный в доме стул, что-то выпало. Навигатор, который Маша захватила с собой из машины, опасаясь, что его стащат.

Зигя перестал играться на полу, понимающе сказал «Би-би!» и, притащив навигатор Маше, устроился рядом. Маша водила его пальцем по экрану, давая навигатору разные случайные задания, а Зигя радовался.

— Надо же! — сказала Маша, взглянув на экран навигатора. — До ближайшего бесплатного туалета 331 км! И как вы туг живете?

— Такси берем! — лениво отозвался Шилов.

Прасковья вышла из своего закутка. Теперь она стояла на коленях у печки и протягивала к огню руки. Изредка она опускала ладони на раскаленные угли и оставляла их там секунд на десять. Ирка могла смотреть на это спокойно, Багров тем более, Маша же то и дело отворачивалась. Ну не привык человек, что тут поделаешь?

Так они согревались около получаса. Шилов, проявив некоторое гостеприимство, налил Ирке и Маше чай в пустые банки из-под сгущенки. Учитывая, что там еще оставалось немного сгущенки, чай получился вполне себе ничего. А вот Багрову достался чай в банке из-под тушенки.

— Тебе все равно, — утешающе сказал Шилов.

Матвей отхлебнул из банки чай, пробуя на вкус.

— Мне не все равно... А вот теленку было десять месяцев. Мальчик. Весь черный, но с двумя желтоватыми пятнами! — сказал он, глядя в потолок.

Шилов хмыкнул, отобрал у Матвея банку и тоже отхлебнул.

— Ну да, — признал он. — Все так. Только желтых пятен было три. А в ухе бирка с номером 2324.

— Нет, — оспорил Багров, протягивая руку за банкой. — Пятен было два. Просто пластиковая бирка № 2324 тоже была желтая. Вот ты и посчитал ее за третье пятно.

Зигя и Маша продолжали забавляться с навигатором, который через равные промежутки времени недовольно повторял: «Вернитесь на дорогу! Продолжайте движение по маршруту!»

Прасковья, сердито поглядывавшая то на копье, то на Ирку, внезапно щелкнула пальцами. Ирка ощутила, как ее сдавила чужая беспощадная воля, и, не успев опомниться, она вдруг произнесла чужим картонным голосом:

— Матвей! Пора прощаться! Мы уходим!.. Матвей, возьми щит и ту палку у печки!

Багров и Маша с удивлением вскинули лица и уставились на нее. Ирка вскочила, зажимая рукой рот, но чужая воля уже отхлынула, а Прасковья так и вообще невинно смотрела в сторону.

— Дело хозяйское! Пора так пора! — неохотно согласилась Маша. Она вообще не разобралась, кто это сказал, приписав все Ирке. Багров, может, и разобрался, но смолчал.

— Ну идем так идем! Приятно было погостить! — сказал он и, взяв копье, сунул под мышку и щит.

Маша натянула шубку и выскользнула на улицу. За ней потянулись Ирка и Багров. Прасковья и Шилов вышли их проводить.