Ошибка грифона

Уже покидая кухню, Ирка случайно посмотрела на стол и увидела на нем лицо Маши. Оказывается, пока они говорили, палец Фулоны машинально вычерчивал его по рассыпанной гречке, где-то чуть раздвигая ее, где-то, напротив, сгребая гуще и прибавляя два-три черных зернышка.

Вскоре под окнами у Фулоны взревел мотор. Двор прочертили убегающие фары.

— Спешат, — заглядывая в кухню, сказал оруженосец. — Злятся. А ведь гололед!

На выезде со двора послышался жестяной звук. Одна из двух фар погасла.

— Гололед, да, — грустно согласилась валькирия золотого копья.

Она выключила свет и вернулась в комнату. Присела на край кровати и, готовясь лечь, стала распускать волосы. И тут входная дверь содрогнулась от мощнейшего, буквально таранного удара кулаком. И уже потом тренькнул запоздалый звонок. Вроде как кто-то спохватился, что можно ведь и позвонить. Оруженосец и Фулона выскочили в коридор.

Дверь, так и не запертая после ухода Ирки и Багрова, распахнулась. В квартирку Фулоны протиснулся Зигя. От малютки пахло костром. В одной руке он держал секиру, в другой — пакет с машинками и зверушками. Видимо, паковаться пришлось в спешке. Как следствие, машинки и зверушки оказались у Зиги и одной куче, и от этого аккуратный малютка испытывал крайний дискомфорт. Почти муку.

Оруженосец Фулоны, не разобрав, что происходит, сгоряча бросился было к Зиге, вырывая сзади из-за ремня пистолет Стечкина. Малютка ткнул его пальцем в солнечное сплетение, бережно сдвинул согнувшееся тело к стеночке и стал расставлять на полу машинки.

— Не здесь, — сказал Шилов, вошедший в коридор вслед за Зигей. - Здесь раздавят! Бери свои цацки и марш в комнату!

Зигя огорченно запыхтел. Взял пакет со зверушками, секиру, подхватил за пятку оруженосца и, как машинку таща его по полу, понуро побрел в комнату.

— А это оставь! Это не игрушка! Человек все ж таки! — напомнил Шилов.

Зигя неохотно выпустил ногу оруженосца. Когда громоздкий Зигя покинул коридор, на освободившееся место протиснулась Прасковья, до этого из-за тесноты вынужденная находиться на лестнице.

Фулона, в руке у которой сверкало копье, выжидательно посмотрела на нее. Несостоявшаяся повелительница мрака была в алом платье. Без куртки, несмотря на декабрь. Стояла у зеркала и пальцем трогала оставленное Иркой ледяное копье, упакованное в чехол из-под спиннинга. Раньше чехол был другой. Этот Багров нашел у себя в автобусе.

— Чем могу быть полезна? — холодно спросила Фулона.

Прасковья полезла было в карман за помадой, чтобы писать на зеркале, но помаду доставать не стала и просто ткнула пальцем в лежащего на полу оруженосца.

— Я вообще-то пришла за этим. Ну, если вы не передумали! — прохрипел оруженосец, дергаясь как от тока.

Несколько секунд Фулона пристально смотрела на Прасковью. Ноздри Прасковьи вызывающе раздувались. Заметно было, что она готова развернуться и хлопнуть дверью. И даже с удовольствием это сделает.

— Добро пожаловать, валькирия ледяного копья! — сказала Фулона со вздохом и уже без всякой торжественности добавила: — Чай-то будешь?

Прасковья усмехнулась и опять ткнула в оруженосца пальцем.

— Ледяной? — с ненавистью прохрипел тот чужим голосом.

— Нет, горячий, — сказала Фулона

Глава восемнадцатая Птички Среднего Тартара

На человека постоянно действует сила дьявольской атаки, нашаривая в нем лазейку. Поначалу это сила мягкая и неназойливая. Но если видит, что ей уступают, начинает усиливаться, разъедать, а потом следует мгновенное яростное нападение. Если этой силе один-два раза уступили, дальше она входит уже без стука. Как через выбитую дверь. И человек очень скоро оказывается в таком доме лишним.

Эссиорх

Внутри у многоножки было темно. Все тряслось и прыгало. Не понимая, как он еще не сломал себе шею, Мефодий ударялся то о Дафну, то о Варсуса, ловя себя на мысли, что ударяться о колени любимой девушки ничуть не приятнее, чем о колени гораздо менее симпатичного ему Варсуса.

Наконец Буслаев ударился обо что-то третье, даже отчасти мягкое. Обрадовался, обнял это третье, чтобы использовать его как подушку безопасности, и понял, что это дохлая собака, проглоченная многоножкой до них.

Постепенно швырять их стало меньше. Мускульные сокращения стенок желудка приобрели равномерность. Видимо, грунт стал более твердым и скорость движения замедлилась. Встать было по-прежнему невозможно, зато уже не подбрасывало.