Орфей спускается в ад

Ханна. Прошу вас, позвольте нам быть особыми гостями.

Максин. Осторожней!

Нонно пытается встать с кресла. Шеннон бросается вперед и не дает старику упасть. Ханна тоже бросается к дедушке, видит, что Шеннон подхватил его, и снова поворачивается к Максин.

Ханна. За четверть века путешествий мы в первый раз приехали, заранее не забронировав номеров.

Максин. Милочка, старика в больницу бы надо.

Ханна. Ой, нет-нет, просто сегодня утром в Такско он немного растянул лодыжку. Ему всего лишь нужно хорошенько отдохнуть, и завтра он будет на ногах. Он поразительно быстро восстанавливается для своих всего лишь девяноста семи лет.

Шеннон. Спокойней, дедуля. Не спешите. (Он поддерживает старика и выводит его на веранду.) Две ступеньки – раз, два! Вот вы и на месте, дедуля.

Нонно усмехается, прерывисто дыша, пока Шеннон выводит его на веранду и усаживает в плетеное кресло-качалку.

Ханна (быстро вступая в разговор). Нет слов, как я благодарна вам за то, что вы нас приняли. Это… прямо знак судьбы.

Максин. Ну не могу же я отправить старика прямо сейчас обратно вниз по склону… Но, как я уже сказала, в сентябре «Коста-Верде» практически закрыта. Я принимаю нескольких гостей по предварительной договоренности, и в этом месяце мы работаем на особых условиях.

Нонно (внезапно громко вступая в разговор). Ханна, скажи этой даме, что в колясочке я временно. Скоро смогу ползать, потом ковылять, а затем не успеете и глазом моргнуть, как я буду тут скакать, словно… старый… горный… козел… ха-ха-ха-ха…

Ханна. Да, я это объяснила, дедушка.

Нонно. Мне не нравится ездить на колесиках.

Ханна. Да, дедушка считает, что упадок западной цивилизации начался с изобретения колеса. (Весело смеется, но Максин не реагирует на шутку.)

Нонно. И скажи управляющей… э-э-э, этой даме… что мне известны гостиницы, в которых не селят с собаками, кошками и обезьянами, а в некоторых даже не особо утруждают себя уходом за почти столетними младенцами, которые приезжают в колясочках с цветами вместо погремушек… (Он страшновато и полубезумно усмехается. В этот момент Ханне, возможно, очень хочется закрыть ему рот ладонью, но ей нужно стоять и беспрестанно улыбаться.) …и с фляжкой коньяка вместо зубного кольца. Но добавь, что все эти уступки… э-э… почтенному возрасту очень ненадолго, и…

Ханна. Нонно, я уже ей сказала, что ты в каталке из-за растянутой лодыжки!

Шеннон (про себя). Фантастика.

Нонно. А после сиесты я откачу кресло обратно под гору, вниз под гору, и сброшу в море. А еще скажи ей…

Ханна. Да? Что, Нонно? (Она уже не улыбается, в ее голосе и взгляде – откровенное отчаяние.) Что ей сказать, Нонно?

Нонно. Скажи, что если она простит мне возмутительное долголетие и… временную дряхлость… я подарю ей последний подписанный… экземпляр моего первого сборника стихов, опубликованного в… когда, Ханна?

Ханна (безнадежно). В день инаугурации президента Улисса Гранта.

Нонно. «Утренняя труба»! Где книга?.. Она у тебя, вручи ее сейчас же.

Ханна. Попозже, чуть попозже! (Поворачивается к Максин и Шеннону.) Мой дедушка – поэт Джонатан Коффин. Ему девяносто семь лет, а через месяц, пятого октября исполнится девяносто восемь.

Максин. Старики – удивительный народ. Телефон в конторке звонит. Извините, я сейчас вернусь. (Заходит за угол веранды.)

Нонно. Я что, сильно разболтался?

Ханна (тихо, Шеннону). Боюсь, что разболтался. По-моему, она нас не примет.

Шеннон. Примет, не переживайте.

Ханна. В городе нам везде отказывали, и если мы и тут не устроимся, мне придется катить его обратно через лес, а что потом, потом куда? Просто по дороге, и идти некуда, разве что к морю… Сомневаюсь, что оно бы перед нами расступилось.

Шеннон. Это не понадобится. Я имею некоторое влияние на хозяйку.

Ханна. Ой, ну, тогда пустите его в ход. Во взгляде у нее слово «нет», причем большими заглавными буквами.

Шеннон наливает немного воды из стоящего на веранде кувшина и протягивает стакан старику.

Нонно. Это что – выпивка?

Шеннон. Вода со льдом, дедуля.