Пауза. Двое мужчин, старый и молодой, смотрят друг на друга, тяжело дыша. Скаддер деликатно отходит в дальний конец веранды.
Босс Финли. Не верю!
Том-младший. И не верь.
Босс Финли. Однако проверю.
Том-младший. Я уже проверил, папа. Почему бы тебе от нее не избавиться, папа?
Босс Финли отворачивается, оскорбленный и уязвленный, смотрит на зрителей старческими, налитыми кровью глазами, словно кто-то из публики выкрикнул ему вопрос, который он не расслышал.
Босс Финли. Не лезь не в свое дело. Человека, облеченного священным предназначением, благодаря которому он добился высокого положения в обществе, публично пригвождает к позорному столбу родное дитя. (На галерею входит Хевенли.) А-а, вот она, вот моя девочка. (Останавливает ее.) Побудь здесь, дорогая. Оставьте-ка нас с Хевенли наедине, м-м, да… (Том-младший и Скаддер уходят.) Не уходи, задержись, дорогая. Хочу с тобой поговорить.
Хевенли. Папа, я не могу сейчас разговаривать.
Босс Финли. Это важно.
Хевенли. Не могу, не могу сейчас говорить.
Босс Финли. Ладно, не говори, просто выслушай.
Но слушать она не хочет и пытается уйти. Босс Финли удержал бы ее силой, но в этот момент на веранде появляется старый темнокожий слуга. В руках у него трость, шляпа и обернутая в подарочную бумагу коробочка. Он кладет их на стол.
Чарльз. Пять часов, мистер Финли.
Босс Финли. Что? Ах да, спасибо…
Чарльз включает небольшой фонарик у двери. Это отмечает четкое разделение сцен. Освещение меняется на приглушенное, свет исходит как бы не от фонарика, а отражает радужное свечение неба, заполняющее всю террасу.
Тихонько посвистывает морской ветер. Хевенли подставляет ему лицо. Чуть позже, возможно, будет шторм, но сейчас с моря дует лишь легкий свежий бриз. Хевенли всегда смотрит в сторону залива, поэтому мягкий свет софита ритмично падает на ее лицо.
В ее отце внезапно просыпается былая горделивость. Глядя на свою красавицу-дочь, он становится почти величественным. Как только темнокожий слуга уходит в дом, он приближается к ней с почтительностью пожилого придворного, подходящего к принцессе крови или инфанте. Важно рассматривать его отношение к ней не как тягу престарелого ловеласа, а как естественное чувство любого пожилого отца к красавице-дочери, напоминающей ему покойную жену, которая влекла его, когда он был ровесником дочери.
В этот момент может вступить величественная музыка вроде Моцарта, напоминающая придворный танец. Выложенная плитами терраса может напоминать паркетный пол бального зала, а движения актеров – величественные и строгие движения придворного танца тех времен. Но если используется этот эффект, он должен быть лишь намекающим. Следует воздерживаться от перехода к «стилизации».
Босс Финли. А ты все такая же красивая.
Хевенли. Разве, папа?
Босс Финли. Конечно, красивая. Глядя на тебя, никто бы и не подумал…
Хевенли (со смехом). Наверное, бальзамировщики так хорошо надо мной поработали, папа…