«Хорошенькое только», — подумал Адриен. Это «только» определяло в глазах Арно масштабы общего плана. Он откинулся назад. Потрогал гипсовую повязку.
— Вам больно?
— Мне? Нет… я просто думал…
О чем он в самом деле думал? Он понимал, что Бланшетте хотелось бы это знать. Как он ни сдерживал себя, в голосе его прозвучало волнение. Волнение, причину которого он и сам не особенно понимал: присутствие женщины, кружившее голову, особенно после стольких недель монашеской жизни… или головокружительный блеск ее богатства? Должно быть, всего понемногу. Конечно, он пытался скрыть свое волнение. И в то же время в глубине души был не прочь, чтобы Бланшетта догадалась о его чувствах… Бланшетта сказала преувеличенно спокойным тоном:
— Странно все-таки, Адриен, вы сегодня вечером совсем не такой, как обычно…
Что это, просто неосторожный вопрос? Адриен опять похлопал ресницами, не без труда нашел слова, наиболее подходящие к случаю именно в силу их банальности, и сказал своим самым глубоким голосом:
— Может быть, потому, что сегодняшний вечер так прекрасен… так прекрасен, что…
Он замолчал. Бланшетта спросила немного сухо, но не очень твердо:
— Прекрасен, чем же именно?
— Так прекрасен, что начинаешь верить в бога.
Трудно было даже представить себе более дурнотонную, более нелепую фразу, чем эта, диссонансом ворвавшаяся в скучноватую беседу о хозяйственных делах четы Барбентан. Однако Бланшетта вздрогнула, как от удара:
— Разве вы неверующий?
— Как сказать… конечно… видите ли, воспитание… иногда сомневаешься… но в иные вечера…
Бланшетта так настрадалась от издевательств безбожника Эдмона!
— Вы католик? — веско спросила она.
Арно утвердительно кивнул головой. Еще одно препятствие, разделявшее их. Но совсем, совсем иное. Воображению Бланшетты рисовались длинные, степенные беседы, во время которых можно будет приоткрыть те потаенные уголки души, куда даже сама она старалась не заглядывать. И в первую очередь не допускать туда Эдмона. В католицизме ей многое было непонятно: пышность храмов, витражи, орган, статуи богоматери… особенно ее смущал культ святой девы… на худой конец она уже как-нибудь примирилась бы с образом господа бога во плоти… Бланшетта ужаснулась этой открывшейся перед нею бездне и поспешила перевести разговор:
— С какого возраста вы знаете Барбентана?
Она нарочно назвала мужа Барбентаном, а не просто Эдмоном, чтобы проложить между собой и Адриеном известную дистанцию. Но он не уловил этого.
— Да уж не помню теперь, совсем мальчишкой…
— Странно все-таки, что он никогда, никогда ни во что не верил…
— Вы же знаете его отца… Мадам Барбентан довольно с ним намучилась.
Бланшетта презрительно поджала губы. Впервые в жизни ей приходилось думать о своей свекрови Эстер Барбентан, как о равноправном человеческом существе. Довольно неприятно признаться даже самой себе, что из поколения в поколение повторяется одна и та же история. Но так ли уж достоверно, что все недоразумения между Эдмоном и Бланшеттой идут именно от религиозных разногласий? Во всяком случае, такая постановка вопроса больше всего устраивала Бланшетту… О чем тем временем говорил Адриен? Рассказывал о Сериане, об игре в шары, об основанной им организации «Про патриа» с целью помочь родичу Шельцеров — владельцу шоколадной фабрики… Да, Бланшетта встречалась с Баррелями… Знает Жаклину, с которой произошла эта история…
— В конце концов, Адриен, вы в курсе всех дел Эдмона… Скажите мне… это, конечно, останется между нами… мне вы можете сказать все… какова его истинная доля в косметическом предприятии «Мельроз»?
— Бог мой, вы ставите меня вашим вопросом в неловкое положение… я уже говорил вам, Бланшетта, что предпочитаю не касаться этой темы…
— Не будьте смешны… Скажете вы или нет, ничего не переменится. Неужели вы считаете, что я действительно так уж ревнива? А что касается денег, то в конце концов речь идет о личных капиталах Эдмона… Тут он полный хозяин… я вам говорила, что выделила ему весьма значительную сумму…
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, этот разговор мне неприятен…
— Я вас не понимаю, это просто нелепо… Вы, должно быть, считаете меня достаточно мелочной особой.
— Бланшетта!
— А как же я могу иначе объяснить себе ваше смущение? Именно из-за ваших недомолвок я начинаю думать…
— Прошу вас…
— Это из-за вас, поверьте, из-за вашей манеры выгораживать Барбентана, на которого никто, кстати сказать, и не собирается нападать, мне приходят в голову странные мысли…
— Уверяю вас… Неужели вы не понимаете, что мое положение в отношении Эдмона вдвойне щекотливо?
— Вдвойне?
— Конечно, я ведь его доверенное лицо…
— Вдвойне?