Орельен почувствовал нелепую тревогу. Сопляк — и туда же! Ну нет, дружок, эта женщина того не стоит.
— Замолчи, малыш, ты что, с ума сошел, что ли? Убивать себя, так хоть ради кого-нибудь достойного… А то от одного к другому переходит…
— Во-первых, я запрещаю вам называть меня малыш… и потом, что это вы такое несете? От одного к другому? Какое мне дело, что до меня у нее была своя жизнь, был кто-то…
— На сей раз я отнюдь не желал вас обидеть, поверьте. Но клянусь…
— Можете клясться сколько угодно! Мне просто смешно вас слушать, подумаешь, идеи. Вы, видно, из тех мужчин, которые полагают, что, если женщина переходит из рук в руки, она уже не человек. А вы-то, вы сами?
— Это не одно и то же, и вы прекрасно это понимаете.
— Ничего я не понимаю. И потрудитесь держать при себе вашу пресловутую мужскую мораль, от которой порядочного человека мутит.
— Вы явно находитесь в состоянии не вполне нормальном.
Эти слова Лертилуа произнес более чем сухим тоном. Он почувствовал что-то враждебное. Он недолюбливал такие рассуждения, но знал, что за ними стоит целый мир. Все эти умники со своими идеями, со своей анархией, так называемые «передовые», соль земли. Как будто мужчины и женщины — это одно и то же.
Поль Дени пробормотал:
— Возможно, вы и правы, я действительно не совсем в нормальном состоянии!
Орельен тут же постарался взять над собеседником верх:
— Воображаешь, что любишь… так хочется любить… просто, малыш, у человека есть потребность любить. И вот встречаешь ту или другую женщину… разве тогда выбираешь? Я тебе говорю, что на мой взгляд она даже не хорошенькая. А поди ж ты, любил ее. И ты тоже. Тут не женщина главное. Главное тут любовь.
Орельен надеялся убедить себя собственными доводами. Прислушивался к ним. Он и не знал, что так думает. Слова сами срывались с его губ. Он не мог предвидеть, что скажет дальше, о чем подумает через минуту… Поль односложно и туманно пытался выразить свое несогласие. Но Орельен не дал ему говорить:
— Составляешь себе определенное представление о женщине… вынашиваешь его в душе… А потом вдруг — хлоп! встречаешь Беренику… И тебе во что бы то ни стало требуется, чтобы то представление и эта живая женщина совпали… ну, они и совпадают… И обязательно ищешь женщину, для которой ты был бы первым… у которой раньше никого не было. Но что ты-то о ней знаешь? Скажи? Небось воображаешь, что это, мол, первое ее приключение? Но ведь в провинции, в глуши, со скуки…
— Замолчите!
— Конечно, самое простое не слушать! А все-таки как быстро дело пошло… От меня — к тебе… а ты еще хочешь из-за нее себя убить. Чушь какая!
— Нет, вы ее никогда не любили. Я это чувствую, чувствую…
— Только потому, что вижу, какова она есть? Не обманывайся на этот счет, малыш, по-разному ведь видишь, сегодня одно, завтра другое, может быть, даже так и должно быть, когда любишь… Но разве это тот же образ, который ты носил в себе раньше, прежде чем она появилась, подумай сам, а? Будь искренен. Разве не так? Любовь! Я, конечно, прошу прощения за свои мужские взгляды, раз они тебе так претят… но ничего не попишешь… Для меня, если хочешь знать, Береника была просто молоденькая девушка… видишь, до чего может человек поглупеть!
Он рассмеялся неестественным смехом. Поль поднял голову и посмотрел на Орельена. Сейчас Орельен меньше всего походил на того Лертилуа, каким его рисовал себе Поль. По лбу сбегали капельки пота. И выбрит нечисто… Впервые Поль заметил, как сильно выдаются у Орельена скулы и какое у него длинное лицо. Молоденькая девушка… не так уж глупо было видеть в Беренике молоденькую девушку! Известно, эти господа из определенного круга имеют слабость к молоденьким девушкам…
— Значит, если бы она была молоденькой девушкой, как вы выражаетесь, вы любили бы ее по-настоящему? Не комедии ради? А если она все-таки жила со мной, стало быть, она ни на что другое не годна, как на свалку, так, что ли?
Полю хотелось сказать слишком много, но мысли мешались в голове. Однако Орельен его понял, случайно уловив гневные нотки в этом хаосе слов.
— Во-первых, кто тебе говорил о молоденьких девушках? — Орельен забыл, что говорил именно он. — Любовь это вовсе не постель.
— Верно. Но то, что вы называете постелью, вовсе не грязнит любви. Я не дух святой, в отличие от вас, милостивый государь.
Орельен пожал плечами. Он не испытывал против этого мальчугана ни малейшего раздражения. А тот продолжал:
— О, я прекрасно вас понимаю. Вы и господа, подобные вам, оставляете за женщиной, изменившей мужу, право на вашу любовь, но при условии, что она изменила бы ему только раз. Муж — он не в счет. В ваших глазах замужняя женщина — это почти девственница. Еще можно уважать женщину, у которой был всего один любовник… если, конечно, она искупила свою вину слезами… жила всю дальнейшую жизнь этим воспоминанием… Да бросьте вы!