Орельен. Том 2

— Это ты во всем виноват! — яростно крикнула какая-то женщина в светло-синем костюме, в длинных до локтей черных перчатках, и плюнула в лицо шоферу такси.

LXXVI

Все это было слишком жестоко. Поля отвезли на такси в Божон. В это старинное здание, скорее напоминавшее тюрьму, чем больницу. Орельен, приехавший с той же машиной, метался между приемным покоем, дежурным врачом, полицейскими, составлявшими протокол, телефонной будкой, не зная, за что раньше взяться, кому раньше отвечать. Он решил позвонить Мэри, которая спросонок ничего не поняла: «Да, она знает адрес его родных, она позвонит, у них есть телефон…» Дежурный врач оказался другом друга Орельена, того студента, брата писателя, который сбрил усы в угоду даме; он провел Лертилуа в дежурку — маленькую, низкую, прокуренную комнату справа, если идти по двору, с похабными рисунками на стене цвета табачной жвачки. Через минуту он вернулся, мальчику вспрыснули сыворотку, но… но… Тем временем первыми явились Менестрели — сам он и его жена: им звонила Мэри. Госпожа Менестрель, хорошенькая тоненькая блондинка, очень волновалась, задавала кучу вопросов: как же это случилось? Чего ради он вмешался в историю? Менестрель ходил взад и вперед по дежурной комнате, сжимая обеими руками набалдашник трости. Он заявил, что их приезд сюда — бессмыслица. Все равно ничему уже не поможешь. Дежурный оказался начитанным малым, и с приездом Менестреля стал смотреть иными глазами на все происшествие. Сверху за ним пришла сиделка.

Из памяти Орельена не выходили слова Поля: «Все равно сдохну», — произнесенные незадолго до драмы. Он попытался передать Менестрелю их беседу.

— Значит, это самоубийство! — воскликнула госпожа Менестрель, но муж остановил ее:

— Ну… ну, есть слова, которыми нельзя бросаться.

Потом приехала Мэри. Дежурка превратилась в салон. На Мэри было жалко глядеть. Ночью, без грима, она казалась глубокой старухой. Второпях она надела первую попавшуюся под руку шляпку. И все твердила:

— Ах, дурачок! Ах, дурачок!

Спустился врач с приличествующей случаю скорбной физиономией. Раненый… Здесь нет никого из его родных? Словом, Поль Дени скончался. По дороге он потерял слишком много крови, потом… тут пошли медицинские подробности… В эту минуту вошла мать. Женщина лет пятидесяти, без кровинки в лице, седая, худощавая, в темном костюме. Она извинилась за опоздание. Аньер — не ближний край… «Это мадам ей позвонила по телефону?» — спросила она жену Менестреля. Нет… Мэри подошла к ней, взяла ее за руку. Вдруг все присутствующие заметили, что вслед за матерью Поля появился высокий краснолицый господин, с белокурыми пышными усами, неопределенного возраста, в длинном непромокаемом плаще, с траурной повязкой на рукаве, а в руке он тоже держал черную шляпу.

— Мой брат, — представила его госпожа Дени собравшимся, — мой брат, мосье Жан-Пьер Бедарид…

Ну и сцена же разыгралась вслед за этим! Сначала мама ничего не поняла. Буржуазна из Аньера, вдова чиновника, попав в столь изысканное общество, решила, что ее шалопай сын натворил каких-нибудь глупостей, и готова была его распечь, пожурить. И вдруг оказалось, что журить больше некого. Нет, дело шло не просто об опасных мальчишеских проказах. Случилось происшествие, такое, о каких пишут в газетах, целая баталия на улице. Он ранен? Никто не решался объявить матери печальную новость. А она вдруг заволновалась, она сказала господину Жан-Пьеру Бедариду:

— Уверена, что опять виноват Менестрель! — что усилило общую неловкость. Ясно было, что в ее глазах Менестрель являлся злым гением Поля. Вдруг Мэри начала рыдать. Окончательно растерявшиеся врач и Орельен отвели дядю в сторону и шепнули ему, что мальчик скончался… Господин Бедарид поднял дрожащей рукой шляпу, стараясь прикрыть лицо.

— Жанетта! — горестно выдохнул он, сестра посмотрела на него — и все поняла. У нее был такой же рот, как у сына, рот странного рисунка. Дядю повели наверх к покойнику. Лучше будет, если мать не увидит его сейчас — лучше потом. Она пожелала пойти вместе с братом.

Орельен, Мэри, чета Менестрелей остались одни.

— Благоразумнее всего уехать. И так нас уж слишком много, — сказал Менестрель. Его взбесило дурацкое обвинение матери Поля. Госпожа Менестрель, наоборот, требовала, чтобы они остались, ей хотелось узнать от врача все подробности. Она потихоньку плакала… Если бы они могли предупредить Фредерика… Ему, конечно, было бы приятно в последний раз поглядеть на своего друга. Менестрель сказал, что ничего этого не нужно, ни к чему это. Мэри бессильно рухнула на стул. Орельен, прижавшись лбом к оконному стеклу, вглядывался во мрак.