— Льесс Линто… Там что-то произошло. Не знаю, что. Когда я уходил, все было хорошо.
Чувствуя, как в груди стремительно разрастается ледяной ком, в котором смешались трвога, страх и гнев, Арман толкнул Бранта вперед.
— Идем. И упаси вас господь, если с Леоной хоть что-то…
— Да знаю, знаю, — взмолился Брант, — пойдем туда… мне самому все это не нравится, клянусь.
Арман позволил своему бывшему секретарю идти первым. Бранта ощутимо трясло, подбородок дрожал. Когда они вошли в домик, секретарь еще раз крикнул:
— Эрика? Леона?
Ответом была жуткая тишина, и Арман подумал, что вот именно сейчас он окончательно сойдет с ума — потому что не представляет, что будет делать, если в Леоной Кьенн в самом деле случилась беда. Впрочем, сумасшествие — это слишком легкая кара за то, что он сделал.
Вдруг Брант издал горестный вопль, рванул вперед — и откуда только силы взялись, — и упал на колени над простертым на полу неподвижным телом.
Арман ощутил, как во рту собирается горечь.
"Ну, давай же. Загляни ей в лицо. Боишься? Правильно, ты жалкий трус".
— Эрика, — воскликнул Брант, — девочка моя.
И принялся трясти простертую девушку, и со своего места Арман видел, что у нее золотистые волосы, и лицо, до боли знакомое, но совершенно неподвижное лицо…
— Будь ты проклят, — прошептал Арман, вынимая нож.
Он шагнул вперед, понимая, что уже ничего не изменить, и что его Леона, его солнце и звезды, умерла, убита, и виноват в этом Брант и отчасти он сам. Брант успел оглянуться, вытаращил глаза на нож.
— Нет, нет. Арман… это не Леона, нет. Это Эрика. Это ее одежда, клянусь.
— Что? — ему подумалось, что он ослышался.
На полу по-прежнему лежала Леона, Арман, не отрываясь, смотрел в ее лицо. Оно начало медленно оплывать, сквозь тонкие черты Леоны проглянули теперь совсем другие, мужские. Тяжелый подбородок, морщинистый лоб… Лицо Меркла.
— Ну, видите? — залепетал Брант, все так же не отводя взгляда от ножа, — это же зеркальник. Она без чувств и принимает формы тех, кого видела недавно… Ну, вы же видите, что это не Леона?
Арман выдохнул. Его даже качнуло, он вовремя оперся ладонью о дощатую стену. Отвернулся. Почему-то вид того, как сквозь одни черты всплывают другие, вызывал легкую тошноту.
— Она жива? — спросил глухо.
— Жива… жива, только без сознания. Досталось ей, похоже, от вашей Леоны.
— Приводи ее в чувство, — сказал Арман, — и где Леона?
— Льесс Линто… ваше величество, — простонал Брант, — я понимаю, что слишком много прошу… Но Эрике нужен лекарь. Или…
И такой красноречивый взгляд. Арман лишь вяло подумал о том, откуда его секретарь разузнал, что Королевский Оборотень — маг жизни.
Пошарив в поясной сумке, Арман извлек жестянку с модификаторами, а из нее, в свою очередь, коробочку с нейтрализатором. Это были круглые белые горошины, возвращающие оборотня к исходному дару, и Арман совершенно не любил ими пользоваться, потому что после них дикие мигрени. Но Брант, избитый, окровавленный, смотрел так, как будто распластанная Эрика с разбитым лицом являлась для него высшей ценностью. И поэтому Арман проявил слабость, недостойную короля. Вместо того, чтобы отвернуться и дать девушке просто умереть, он положил на язык две пилюли и раскусил их, глотая обжигающую горечь снадобья. Деревянные стены привычно дернулись, стали обратно, и Арман склонился к Эрике.
Да, ее знатно приложили по голове. Ему даже показалось, что висок вмялся внутрь черепа, но потом он решил, что все-таки это игра света. Лицо Эрики все еще менялось, являя какие-то малознакомые, чужие лица. Среди прочих Арман узнал лицо одного из часовых, которого частенько видел во дворце.
— Ну, что ж вы, — прохныкал Брант, — умирает ведь.
— Помолчи, — Арман хмыкнул, — я бы на твоем месте подумал, как ты сможешь объяснить мне, зачем я это делаю.
— Ваше величество великодушны, — незамедлительно забубнил Брант, — вы не дадите умереть юной девушке, которая только и виновата в том, что не захотела стать вместилищем старой паучихи…
— Фокус твоей юной девушки стоил жизни и воспоминаний другой девушке, — недовольно ответил Арман. Зря так сказал, потому как снова взметнулось в душе чувство вины перед Леоной. А Эрика… А что Эрика? Она сделала то, на что у других кишка была тонка. В том числе и у него.
Переговариваясь с Брантом, он все же опустился на колени рядом с Эрикой, положил пальцы по бокам пока еще теплого лба и прикрыл глаза. Дар Жизни в груди вяло шевельнулся и потек, словно густая патока, медленно и неохотно, вниз по рукам. Арман же, считывая Эрику, видел, что действительно кости проломлены ударом, что мозг отек и давит на стенки черепа, и что даже с лекарем Эрика вряд ли очнется, а с магом жизни — ну, хорошо будет, если овощем не станет, как Витта.
Невзирая ни на что, Армане не хотел Эрике такой судьбы. В конце концов, он говорил с другими куколками, и нужно было обладать недюжинной силой воли, чтобы противостоять ментальному воздействию Королевы и отвергнуть даже саму мысль о том, что тело будет править, да, но уже управляемое памятью старухи.