Стараясь не оступиться, не споткнуться о вспученные корни, раздвигая молодую поросль, Арман пошел вперед. Плач утих, и ему сделалось страшно: а вдруг эта тишина означает нечто более ужасное, чем просто рыдания?
— Леона, — крикнул он, — ты здесь? Не бойся, милая, я иду.
Он увидел ее внезапно, и Арману показалось, что это последние отсветы заходящего солнца заблудились в лесной чаще. Леона сидела в яме под корнями дерева, наполовину вылезшими из почвы, и, казалось, сияла розоватым золотом заката. Светилось все: кудри, лицо, кисти рук. И Арман испытал сильное желание упасть перед ней на колени. Так бывает, когда тратишь все силы на поиски чего-то важного, а когда до него остается один шаг, понимаешь, что силы попросту закончились.
— Леона, — прошептал он, — девочка моя.
Она вскинулась, подозрительно глядя на него.
— Льесс? Это… вы? Это точно вы?
— Ну конечно, я.
Наконец добравшись до Леоны, он протянул ей руку, но она не торопилась принять помощь.
— Ну-ка, давай выбираться, — сказал Арман, а сам все смотрел, смотрел и не мог насмотреться.
Как он столько дней провел без нее?
— В прошлый раз вы пришли за мной, а оказалось, что вы — это не вы, — буркнула Леона сердито.
— Теперь это точно я, — ответил он, — пожалуйста… я тебя очень прошу. Давай вернемся во дворец.
— Я хочу домой, к маме, — твердо ответила Леона и руку спрятала.
— Мы побудем во дворце совсем чуть-чуть, — на Армана накатывала беспомощность. Нет, он мог ее достать из-под корней силой, но… не хотелось, совсем не хотелось.
Тут Леона всхлипнула.
— Я идти не могу-у-у…
И разразилась слезами, совершенно не думая, да и не понимая, что у Армана от этого сердце ну просто переворачивалось.
— Почему? — только и спросил он.
Вместо ответа Леона вытянула вперед ногу, в одном чулке, без туфельки. Ступня и щиколотка были распухшими.
— Я понесу тебя, — пообещал Арман, — а нога… я ее вылечу, маленькая. Пожалуйста, пойдем.
Наконец, всхлипывая, Леона протянула к нему руки, и он аккуратно вытянул ее из-под корней. Прижал к себе, не веря собственному счастью, но понимая, что счастье это — очень скоротечно.
— Моя маленькая, — простонал Арман, утыкаясь носом в макушку, пахнущую лесом, солнцем и далеким детским счастьем, — я тебя так люблю… Пожалуйста, постарайся это запомнить, потому что потом…
Об этом "потом" думать было тяжело. Арман стиснул зубы и, прижимая к себе Леону, принялся искать нужные модификаторы. Он поймал себя на том, что ему совершенно все равно, что будет дальше и с Брантом, и с Эрикой. Конечно, их следовало арестовать, а потом и казнить. Но хотелось верить, что Эрика больше не будет пакостить, особенно учитывая то, что только благодаря Арману она вообще вернулась к жизни.
Он так и появился во дворце с Леоной на руках, прижимая ее к себе, а она так трогательно обвила руками шею, и так доверчиво положила голову на плечо, что Арману хотелось выть в голос. Ему было больно осознавать, как мало осталось такого незамысловатого счастья. Промелькнула мысль и о том, что он мог бы оставить все, как есть. В конце концов, все девочки рано или поздно вырастают, и эта новая Леона тоже когда-нибудь вырастет, наполняясь новыми воспоминаниями, а он будет терпеливо ждать… Но он отмел эту мысль, как совершенно неприемлемую. Снова погружаться в болото лжи не хотелось.
Поэтому он принес Леону в свой кабинет, усадил на кушетку и приказал принести сладостей и чай, а сам опустился на пол, рядом, взял в руки ее пострадавшую лодыжку.
— Больно, — поморщилась Леона и расплакалась.
— Сейчас вылечим.
Арман поднялся, долго гладил ее по волосам, успокаивая, а сам между делом проглотил нейтрализатор. Завтра ему будет совсем худо от такого количества модификаторов, но то — завтра. Возможно, завтра и жить не особо захочется. А сейчас он должен был вылечить этот вывих, чтобы распухшая лодыжка стала такой же совершенной, как и ее сестрица.
Потом принесли поднос с чаем, чашками и коробочкой засахаренных фруктов и орешков. Арман вручил сладости Леоне, а сам наконец занялся вывихом. Теплые искры срывались с пальцев и таяли, впитываясь, исчезая в тонкой вязке чулка. Опухоль спала, затем ступня Леоны дернулась, вставая на место. Леона даже не заметила, потому что Арман погасил всю боль, а орешки оказались удивительно вкусными.
Выпрямившись, Арман покосился на стол, где в ящичке ждала колба с отпечатком. Невольно усмехнулся, покачал головой.
Страх, вот что он испытывал.
А еще дикое, страстное желание растянуть то время, которое у него осталось рядом с Леоной Кьенн. Хотя бы еще несколько часов, вот так, рядом, чтобы она грызла свои незатейливые лакомства, чтобы ее глаза светились счастьем, какое бывает, только когда ты еще маленький.
Пора было с этим заканчивать.
Всего лишь несколько шагов разделяют его и настоящую, взрослую Леону Кьенн.
"Ну же, хотя бы сейчас будь с ней честен".
Но совершенно невыносимо смотреть в ее светящиеся счастьем глаза и понимать, что очень скоро эти задорные искорки погаснут.
— Расскажи, как тебе жилось с Брантом и Эрикой, — все же попросил он, оттягивая час истины.