Оракул выбирает королеву

Сила некроманта неторопливо потекла вниз по рукам, начала размазываться по нарисованной фигуре, растекаться по линиям — пока не охватила всю исчерканную поверхность. Непосвященному могло показаться, что мрамор дымится, но это всего лишь прорывались в мир живых отголоски меморума. Они собирались в мелкую рябь, постепенно добрались до Оракула, поползли вверх, опутывая его неосязаемой паутиной, добрались до горящего синим камня.

Арман чувствовал, как его затягивает в серый омут — все шло по плану. По крайней мере, именно так и описывалась процедура чтения отпечатков.

Зал перед взглядом померк, он уже не чувствовал своего тела, ни рук, ни ног. Мгновение, словно подвешен в пустоте. А потом… его с размаху швырнуло в тело, только уже не его. Он стал Вечной королевой. И первый раз открыл глаза в собственной спальне. Считывание отпечатка начиналось с верхних слоев памяти, с того, что случилось последним.

* * *

…Все болит. Ноги, спина. Перед глазами словно прозрачной кисеей все завесили. Скорей бы уже, невыносимо быть немощной, подслеповатой старухой. Все надоело, а в особенности — Арман с его глупыми попытками найти и освободить сестру. Было бы там, что освобождать. Но он этого не знает, и потому послушен. Надо было его сразу же убить, она сама не знает, что на нее нашло. Молодая была. Поиграть захотелось, посмотреть, получится ли не превратиться в одну из тех куриц, которые квохчут над своими детишками. Что ж, получилось. Курицей она не стала. К тем двоим ничего и не почувствовала, врут все, мол, мать детей не бросит. Не нужны они ей были с самого начала, по глупости проморгала, когда можно было избавиться. Да и кто откажется от вечной жизни? Хорошо, что Арман так и не узнал. Если б знал, наверняка бы уже подготовил переворот, и тогда снова стал бы вопрос о том, что или он, или она. Вечно может править только один.

Спина болит. Суставы на руках болят. Можно покричать на Адалину, мол, неаккуратно сорочку одеваешь, за руку дернула. Но в целом, конечно, отвратительно. Старое тело раздражает. Седые лохмы раздражают. Скорей бы уже…

Перина — мягкая, даже слишком. И все равно суставы ломит, сердце бьется как будто неохотно. Каждый раз вот так, старость в мучение, и невольно начинаешь ждать — да когда уже? Когда на миг погрузишься в небытие, чтобы вынырнуть в прекрасном молодом теле?

Что-то скрипнуло в углу, как будто дверь открыли. Интересно, кто? Потайным ходом давно уже никто не пользовался, уж и забыла почти, что он там. Легкий сквозняк подхватил огоньки свечей, тени заметались по спальне. Надо бы глянуть, вдруг дверца приоткрылась, надо ее закрыть, она так удачно встроена, что совершенно не видна.

Ну и вот. Снова вставать, кряхтя, распрямлять больную спину…

Куколка. Черт, а ей-то что надо? Тоже не терпится? Интересно, как узнала про дверцу?

— Что тебе?

И мыслей ее не видно, пока не видно… Все более странно.

Интересное у нее личико, красивое, волевое. Хоть бы Оракул ее выбрал, хорошая будет королева… Куколка подходит близко-близко, так что даже подслеповатые глаза хорошо ее видят. Красивая, молодая. Хоть сейчас бы в ее тело влезла, да без Оракула никак. Почему-то в мужской одежде и перчатках.

— Сдохни, тварь.

Нож? Откуда?

О-ох, больно-то как. Как же больно. Темнеет перед глазами, слишком быстро.

— Вечных снов, — откуда-то издалека звучит голос молодой твари.

Ну и дура.

Оракул свое дело знает.

…Все кружится, мельтешит. Приемы, придворные, день за днем — вглубь, назад. Прикованный к стене Арман. Ну надо же, опасалась, что будет его жалко — и ни капельки. Совершенно чужой взрослый мужик, который просто полез туда, куда ему не следовало. Посмел попробовать копаться у нее в голове. То, что Арман получился оборотнем, оказывается, не так уж и удобно. Теперь надо думать — а что ему там в голову взбредет, какой модификатор примет. Надо поговорить с Брантом, чтоб доносил старательно, какими модификаторами пользуется льесс Линто.

И, гаденыш, до отвращения похож на своего отца. Так и казнила бы, как и того. Собственно, он заслужил — уже хотя бы тем, что заделал детей Вечной королеве, всячески убеждая, что "ничего не будет, я же позаботился об этом". Так, сволочь, убеждал, что она пропустила срок, когда можно было безвредно от этого всего избавиться. Хорошо, что все причастные будут молчать. Те, кто видел, что у нее пузо поперек себя шире. Она бы и Меркла тихо удавила, но Меркл — необходим, пока ему замены нет. Поэтому Меркл просто молчит под заклинанием молчания, и будет молчать до последнего вздоха.

А все потому, что не нужно Вечной королеве детей. Дети — они потом и корону из рук выдерут, и Вечность отберут. А ей и так хорошо. Редко кому выпадает такая удача… Ну-с, Арман, ты уяснил себе, что можно, а чего нельзя делать? Наверное, уяснил. Лишь бы с ума не сошел, ночка тяжелая выдалась. Наверное, даже переусердствовали со спиной-то. После лекаря шрамы такие останутся, что и спать одетым будет. Ну и поделом, лучше запомнит.