— Что это? — принялся ощупывать.
Складывалось впечатление, что руки, ноги Леоны как будто в маленьких отверстиях. Оракул выпил ее кровь? Вряд ли… или использовал эти отверстия, чтобы оборвать корешки, которыми держится отпечаток в теле человека?
Эйшен, тяжело дыша, тоже склонился к Леоне.
— Я не знаю, что это, льесс Линто. Я впервые в жизни видел, что с человеком делает Оракул.
— Ну так залечивайте, — выдохнул Арман, — залечивайте.
— Прямо под стазисом? Это будет непросто.
— Так постарайтесь, льесс.
Арман выпрямился, вдохнул-выдохнул. В таком состоянии… ему не нужно браться за дело. А взгляд прилип к нежному личику Леоны, такому красивомуу, беззащитному. Только этой ночью оно было озарено огнем страсти, а теперь вот… спокойно. Навсегда спокойно. Арман скрипнул зубами, наблюдая, как лекарь проделывает пассы над неподвижным телом. Ишь как напрягается, даже плешь на макушке покраснела.
— Мне бы ее раздеть, — пробурчал Эйшен, — я должен видеть, что лечить.
От одной мысли о том, что на Леону будет пялиться другой мужчина, перед глазами подернулось багровой пеленой. Арман сжал кулаки — до боли, до хруста.
— Раздевайте.
И просто стоял и наблюдал, как из-под покровов одежды появляется тело, которое он исступленно любил этой ночью. Все-таки… глупо отрицать. То, что между ними было — не просто развлечение, не просто попытка сбросить напряжение. Что-то особенное, принадлежащее только им. А он все поломал — ради сестры, которую видит только по магвизору… Стало так тошно, что Армана едва не вывернуло прямо на пол, хотя желудок был пуст.
— Что с вами? — лекарь встревоженно обернулся, он был красный, как вареный рак, по вискам катились капли пота. Одышка, опять-таки.
— Работайте, — процедил Арман, — я в порядке.
— Тут просто глубокие проколы, — сообщил Эйшен, — но она умерла не от этого. Здесь нет смертельных повреждений.
— Лечите…
И смотрел, как один за другим закрываются ранки, зарастают белой кожей.
Даже если и нет смертельных повреждений, как же ей было страшно. В темноте, в неизвестности, в одиночестве — и вместе с болью. Арман, Арман… Не подумал, что все будет именно так? Теперь будешь платить за это, платить собственной кровью, сердцем, жизнью — той, что осталась…
— Ну, все, — наконец сказал Эйшен и, выпрямившись, посмотрел на Армана, — что теперь, льесс?
— Теперь вы снимете стазис, а я верну ее к жизни, — ответил Арман.
Одутловатое лицо Эйшена вытянулось.
— Вы — маг жизни? Ну никогда бы не подумал, что…
— Вот и не думайте. Думать бывает опасно, — оборвал его Арман.
Он опустился на колени перед Леоной, взял ее за руки. Невыносимо хотелось прикрыть ее тонкое тело от чужих глаз, но… это все потом. Сейчас самое главное, чтобы в тот момент, когда Эйшен снимет стазис, заставить сердце биться.
— Я надеюсь, вы стазис наложили, как только сердце остановилось? — тихо поинтересовался Арман.
— Ну разумеется, льесс. Как вы можете сомневаться?
— Я тоже надеюсь, что вы не врете, потому что, в противном случае, я не знаю, что с вами сделаю.
— Ну, знаете ли… — и лекарь обиженно засопел.
— Давайте, снимайте.
Вот так, сжимая еще теплые руки. Вспоминая, как целовал эти длинные пальчики. Она ведь не простит… такое не прощают. Ну и ладно. Главное, что Леона будет жить, и он выполнит данное ей обещание — о том, что долго и счастливо.
Арман прикрыл глаза. Как смешно, оборотень королевы — маг жизни. Почти то же самое, что целитель, только гораздо, гораздо сильнее… Жар в груди. Ощущение, как будто распирает ребра изнутри, рвется наружу, и такое ощущение, что сейчас этот жар пробуравит в нем самом сотни дырочек и вырвется наружу.
— Готово, — отчитался лекарь.
И Арман, даже не дослушав, позволил дару течь — по рукам, в Леону, чтобы согреть, заставить биться бедное сердечко, которому так досталось… Он не открывал глаз, но чувствовал, как жидкое золото окутало Леону, мгновенно впитываясь, и вот сердце ее содрогнулось, раз, другой… И заработало снова. Руки в его руках судорожно дернулись, но он держал крепко, продолжая вливать саму жизнь, забыв о себе, не жалея, как можно больше… еще больше…
— Льесс, — взвизгнул где-то сбоку Эйшен, — остановитесь. Что вы делаете?
— Что?
Армана как будто выдернуло в реальность, и он уставился на собственные руки. С них кожа слезала лохмотьями, обнажая мышцы… похоже, перестарался, ну и плевать.
А Леона… дышала. Лежала с закрытыми глазами, но дышала.
Арман перевел взгляд на лекаря, потом еще раз посмотрел на свои руки. Надо же, сколько крови накапало на пол.
— Вы же лекарь — ну вот и лечите, — сказал тихо.
— Разумеется, — Эйшен скривился, — пожалуй, я подумаю об отставке. Невозможно работать, просто невозможно.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы привести руки в порядок. Эйшен залатал их кое-как, одни рубцы, ну да кого это волнует? Уж не Армана, точно. И, как только Эйшен отпустил, он снова вернулся к Леоне. Надо было как-то ее разбудить… Но что он ей скажет? А что она скажет, когда увидит себя в таком виде?