Оракул выбирает королеву

Арман опустился на колени перед диваном. Затем, опомнившись, сгреб со столика скатерть и укрыл ей Леону, и снова — на колени. Прикоснулся к ее щеке, которую бы отмыть — но ничего, он все сделает… Она снова будет чистой, сияющей, его светлая девочка, которая столько раз его спасала. И ведь могла сбежать, когда снял печать, но не сбежала — почему? Потому что пожалела Витту? Или его самого?

Арман мотнул головой. Нет, сейчас не время думать, не время разбираться в собственных чувствах — которых раньше было так мало, а теперь вот чересчур много. Надо убедиться, что с Леоной все хорошо… И, наверное, отпустить ее.

Он погладил ее по щеке. Потом легонько встряхнул за плечо, с удовольствием отметил, как затрепетали слипшиеся ресницы.

Арман не умел молиться. И в храм заходил, наверное, аж два раза за все прожитые годы. Но, глядя, как шевельнулась Леона, как медленно открыла глаза…

"Пожалуйста, сделай так, чтобы у нее все было хорошо… Прошу".

Леона открыла глаза и непонимающе посмотрела на Армана. Осмысленно, но как будто не осознавая, что произошло. Не узнавая.

— Леона, — позвал он ее тихо.

Лицо дрогнуло, Леона наморщила лоб, как будто напряженно о чем-то размышляя.

— Как ты? — прошептал он, а в груди уже собирался ледяной узел дурного предчувствия.

Ну хоть бы она закричала, хоть бы в драку полезла, лицо бы расцарапала. Заслужил ведь.

— Кто вы? — тихо спросила она, — я вас не знаю…

Нет-нет. Это невозможно. Разве что Эйшен ошибся со стазисом и не успел его наложить вовремя? Убью, тварь, медленно и мучительно.

— Леона, — осторожно произнес Арман, стараясь, чтоб голос не дрожал, — ты помнишь, как сюда попала?

В изумрудных глазах появилось испуганное выражение, детское. Губы задрожали, казалось, сейчас расплачется.

— Где я? — едва слышный шепот заставил содрогнуться, — где папа? Мама? Вы… кто?

И тут Армана накрыло страшной догадкой. Как-то он не подумал об этом раньше, и в мыслях не было, что все происходит так быстро.

— Сколько тебе лет? — спросил он, борясь с желанием схватить Леону, прижать к себе, попытаться успокоить… Нет, нельзя, не сейчас. Он испугает ее еще больше, потому что, похоже, в нынешний момент он для нее — незнакомый взрослый дядька. Страшный и чужой.

Леона задумчиво закусила губу, а потом вдруг принялась загибать на руке пальцы. И затем с радостной улыбкой показала Арману растопыренную ладошку и еще один палец на другой руке.

— Шесть, — заявила гордо. И тут же, — дядя, а вы кто?

Арман застонал. Отпечаток. Отпечаток Леоны, мать его… или нет, кусок отпечатка, похоже, попросту выскользнул в меморум.

Захотелось выть и биться головой о стену.

— Вы кто? — повторила Леона, хлопая кукольными ресницами, — и где мама?

— Меня зовут Арман, — кое-как выдавил он, — я твой друг, деточка. Твой… друг…

Он пытался думать, честно пытался. Но все мысли куда-то разом делись, и Арман вдруг понял, что плачет. Он просто уткнулся лицом в острую коленку Леоны и, скрипя зубами, сдерживал рвущиеся рыдания.

— Дядя, вам больно? — спросила Леона и погладила его по волосам.

О-о, как же ему было больно. Лучше десять раз ободрать руки, чем вот так, сдыхая, корчась от бессилия что-то изменить… Интересно, отпечаток можно разыскать? Тот обрывочек, что принадлежал Леоне? Можно ли его вернуть, вставить на место? Или она теперь будет проживать свою жизнь заново, с воспоминаниями и повадками шестилетней девочки?

Он едва сообразил, что кто-то вошел в комнату.

— Арман, — голос Сильена, усталый и злой, — пойдем, у нас проблемы.

* * *

Тяжело, невероятно сложно от нее оторваться. Кажется, стоит отвернуться — и она истает, испарится, исчезнет навсегда.

— Арман.

— Что там? — огрызнулся через плечо.

Личико Леоны испуганно дрогнуло. Ну вот, напугал ребенка… Не бойся, милая. Этот злой дядька больше ничего тебе дурного не сделает… И без того уже все сделал. Арман поднял руку, хотел погладить Леону по щеке, но вовремя опомнился, провел легонько по волосам, по макушке — как гладил бы по голове свою дочку, если бы таковая имелась.

— Проблемы, я же сказал. Идем. С маркизой ничего не случится, снаружи охрана.

Леона смотрела так пронзительно, так непонимающе и потерянно, что бросить ее сейчас казалось еще большим предательством.

— Милая, посиди здесь, — попросил тихо Арман. — Пожалуйста. Я скоро вернусь, и…

— Я хочу к маме, — насупилась Леона, — где мама?

— Я отведу тебя к маме, — вздохнул Арман, — обещаю. Только посиди здесь тихонечко…

Тут он задумался, что ребенка, которым стала по его вине Леона Риквейл, надо чем-то занять. Но в этой комнатке занятий не было, разве что…

— Ты любишь виноград? Ведь любишь?

Она кивнула. Арман поднялся, злобно посмотрел на застывшего в недоумении Сильена — только попробуй, влезь, — а сам взял вазу с фруктами, поставил ее на пол прямо рядом с диваном.

— Вот, угощайся. Выбирай, что нравится. Виноград, персики, яблоки…

На лице Леоны появилось выражение интереса, она, даже не придерживая скатерть, которой была укрыта, села и заглянула в вазу. Арман мысленно взвыл. Ну почему, почемууу? Чем он так прогневил господа, или кого там еще?

— Милая, прикройся, — сказал мягко.