Оракул выбирает королеву

Еще через мгновение пухлая и потная ладонь зажала ей рот, одновременно разворачивая. Она ударила наугад локтем, лягнула ногой — бесполезно. Чудовище, тварь тени, шумно дыша, одной рукой крепко держало голову, прижимая к груди, а другой…

— Линто, — это Леона уже проскулила, чувствуя, как отвратительная пятерня ощупывает ее тело. Тварь удовлетворенно хрюкнула, сжав грудь, от чего слезы так и брызнули из глаз.

— Пожалуйста, не трогайте меня, — пролепетала Леона, коченея от ужаса.

Ей казалось, что она попала в нескончаемый кошмарный сон. Особенно когда рука твари опустилась ниже и попросту начала стягивать с нее штаны. Сознание трусливо уползало, пряталось за серую завесу близкого обморока. Леона как-то сообразила, что уже лежит на земле, а над ней — все тот же тусклый огонек. Взгляд так и прилип к нему.

"Да это же бутон"

Да, бутон на тонком упругом стебле. Треск разрываемой одежды показался раскатом грома. Тварь оскалилась, шумно дыша, обдавая лицо вонью разложения. Леона, сообразив, что руки у нее свободны, из последних сил схватила этот светящийся бутон и резко дернула. Но не оторвала. Тварь взревела, раскрыла рот и…

Леона никогда не думала, что боль может быть такой — раскаленной добела, прожигающей насквозь. Боль обрушилась на нее, перемолола и выплюнула безвольной тряпочкой, и то место, ключица, куда тварь впилась зубами, горело и горело, выжигая самые последние мысли, разрывая в клочья, рассеивая во мраке беспамятства.

"Вот и все", — успела подумать Леона.

Она еще осознала, что над ней склоняется уродливая и зловонная башка с этим светящимся бубенчиком.

Успела увидеть, как вдруг из крепкой шеи твари высунулось острие блестящего клинка.

Что-то горячее плеснуло… И Леона поплыла куда-то в серую даль, уже ничего не понимая и не желая понимать.

* * *

…Она была во дворце. Стояла восхитительная теплая ночь, напоенная ароматом цветущей сирени. Из окна открывался вид на парк, и там, в темноте, крошечными лунами светились фонарики вдоль дорожек. В небе повисла большая луна, чистая, словно умытая, она раскидала, словно бабочка, крылья лунного света, накрыла призрачной шалью дворец, легла кружевом на лицо спящего ребенка.

Леона — или королева? — стояла тихо-тихо и смотрела на спящего. Ребенку было года три, пухлая ручка лежит на подушке, смоляные кудряшки расплескались по белой наволочке. Она поборола в себе неясный порыв прикоснуться к лобику мальчика, и в глубине души медленно подняло голову раздражение. А потом — злость на саму себя, на этого спящего малыша. Желание ударить его было столь сильным, что пришлось схватить себя за руку.

"Да с чего бы? Сама виновата, сама, сама…"

А потом, огненной кометой, одна-единственная мысль:

"Никто не отберет у меня вечность"

…Леона вынырнула в темноту с воплем. Горло перехватило спазмом: ее кто-то держал крепко, прижимая к себе. И вмиг, словно в кривом зеркале, перед глазами мелькнула перекошенная рожа, смешной светящийся бутончик на гибком стебельке. Боже, что оно со мной сделало?

Рот закрыла жесткая теплая ладонь, но Леона, мыча, все еще продолжала дергаться, из последних сил, пинаясь, выкручиваясь из хватки. И до нее не сразу дошло, что вот же несколько раз к ней обратились "льесса".

А потом куда только силы делись. Тело мигом превратилось в кисель, и Леона повисла в руках Линто.

— Вы, — она выдохнула, вглядываясь в черты своего убийцы, чуть подсвеченные сбоку розоватым светом фонарика — теперь уже настоящего, ее фонарика.

Льесс Линто смотрел на нее странно. Не сердито, не строго… А как будто с жалостью? Нет, невозможно…

— Все хорошо, льесса, — сказал он мягко, — не волнуйтесь. Хорошо, что я не ушел далеко и вернулся вовремя.

Леона шевельнулась, сообразила, что они сидят на земле, и что королевский оборотень крепко прижимает ее к себе, и даже гладит по плечу.

— Он… та тварь…

И смутилась. Что там от одежды осталось? Лохмотья. И прокушенная ключица?

Но ничего не болело…

— Не беспокойтесь об этом, — ей показалось, что оборотень едва заметно улыбнулся. Он помолчал, все еще поглаживая ее по плечу, а затем добавил, — но нам нужно починить Рекко и выбираться отсюда. Скоро сюда могут подтянуться прочие… Собратья вот этого…

И кивнул куда-то в сторону.

Леона осторожно высвободилась из его рук, посмотрела, куда указал Линто. Там, у куста, темнела неподвижная туша, лохматая, вся в буграх то ли мышц, то ли опухолей. К горлу подкатила тошнота. Но вместе с этим почему-то захотелось поделиться с Линто всем, что она пережила.

— Почему он хотел… — и все, дальше слова закончились, а в носу снова захлюпали слезы.

Но Линто понял ее без слов.

— Так ведь они тут размножаются как кролики, льесса. Смертность высокая. Если не будет многочисленного потомства, твари просто вымрут.

Леона вздохнула и принялась ощупывать свою одежду. Куртка, рубашка — все задубело от крови, и ее, и чужой.

— Вы — целитель? — спросила она.

— Нет, я оборотень, — Линто усмехнулся, — об этом же все знают… Все с вами в порядке, льесса. Помогите мне поставить Рекко на крылья.

Тут уже усмехнулась Леона.