Оптимизм — это недостаток информации!

вспоминает:

– Это было на репетиции последнего спектакля Фаины

Георгиевны «Правда хорошо, а счастье лучше» по

Островскому. Репетировали Раневская и Варвара

Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской – к восьмидесяти, а Раневской – за

восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо

спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская

пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь

сладкое, дабы поднять подруге настроение. Там ее

внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она

раньше никогда не видела, – здоровенные парниковые

огурцы, впервые появившиеся в Москве посреди зимы.

Раневская, заинтригованная, купила огурец невообразимых

размеров, положила в глубокий карман передника (она

играла прислугу) и пошла на сцену. В тот момент, когда она

должна была подать барыне (Сошальской) какой-то

предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит:

– Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе

этот огурчик.

Та обрадовалась:

– Фуфочка, спасибо, спасибо тебе.

Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро

подмигнула и продолжила фразу:

– Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь – ешь его, хочешь – живи с ним.

* * *

Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя

неотразимой красавицей, и спрашивает:

– Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит

Бардо?

– Нет, никогда, – отвечает N., ожидая комплимента.

Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием

заключает:

– И правильно, что не говорили.

* * *

Идет обсуждение пьесы. Все сидят. Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу, возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие

слушают, и вдруг:

– Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не

могу стоять, когда мужчины сидят, – как бы между прочим

замечает Раневская.

* * *

– Почему женщины так много времени и средств уделяют

внешнему виду, а не развитию интеллекта?

– Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.

* * *

В январе 1940 года Анна Андреевна Ахматова опубликовала

теперь уже зацитированные до дыр великие строчки: Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

И тогда же в сороковом году их должны были прочитать по

радио. Но секретарь Ленинградского обкома по пропаганде

товарищ Бедин написал на экземпляре стихотворения свою

резолюцию: «Надо писать о полезных злаках, о ржи, о

пшенице, а не о сорняках».

* * *

В Кремле устроили прием и пригласили на него много

знатных и известных людей. Попала туда и Раневская.

Предполагалось, что великая актриса будет смешить гостей, но ей самой этого не хотелось. Хозяин был разочарован:

– Мне кажется, товарищ Раневская, что даже самому

большому в мире глупцу не удалось бы вас рассмешить.

– А вы попробуйте, – предложила Фаина Георгиевна.

* * *

Раневская кочевала по театрам. Театральный критик

Наталья Крымова спросила:

– Зачем все это, Фаина Георгиевна?

– Искала… – ответила Раневская.

– Что искали?

– Святое искусство.

– Нашли?

– Да.

– Где?

– В Третьяковской галерее…

* * *

Как-то она и прочие актеры ждали прихода на репетицию

Завадского, который только что к своему юбилею получил

звание Героя Социалистического Труда. После

томительного ожидания режиссера Раневская громко

произнесла:

– Ну, где же наша Гертруда?

* * *

Однажды Завадский закричал Раневской из зала: «Фаина, вы своими выходками сожрали весь мой замысел!» «То-то у

меня чувство, как будто наелась говна», – достаточно

громко пробурчала Фаина. «Вон из театра!» – крикнул

мэтр. Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему: «Вон

из искусства!!»

* * *

Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель

Театра имени Моссовета, вспоминал:

«На гастролях в Одессе какая-то дама долго бежала за

нами, потом спросила:

– Ой, вы – это она?

Раневская спокойно ответила своим басовитым голосом:

– Да, я – это она».

* * *

На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной

Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».

– Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор…

– У нас широчайший выбор, – говорит продавщица, –

«Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных

лыжах», «Барби разведенная»…

– А какие цены?

– Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» –

двести.

– Почему так?

– Ну как же, – вмешивается Раневская. – У нее ко всему еще

дом Кена, машина Кена, бассейн Кена…

* * *

У Раневской часто сменялись домработницы. Лиза была, пожалуй, самая яркая из них. Она очень хотела выйти

замуж, вопреки своей малопривлекательной внешности.

Фаина Георгиевна решила помочь. Как-то пришла к ней

Любовь Орлова, сняла черную норковую шубу в передней и

беседовала с Раневской в ее комнате. Лиза вызвала свою

хозяйку и попросила тайно дать ей надеть всего на полчаса

эту шубу для свидания с женихом, дабы поднять свои

шансы. Фаина Георгиевна разрешила. Домработница ушла.

Прошел час. Любовь Петровна собралась уходить, но Фаина

Георгиевна изо всех сил удерживала ее, не выпуская из