Оптимизм — это недостаток информации!

требовательно закричал: «Выше, выше, пожалуйста!»

Раневская поднялась на носки, вытянула шею, как могла.

«Нет, нет, – закричал Охлопков, – мало! Еще выше надо!»

«Куда выше, – возмутилась Раневская, – я же не птичка, взлететь не могу!» «Что вы, Фанечка, – удивился

Охлопков, – это я не вас: за нашей спиной монтировщики

флажки вешают!»

* * *

В разговоре Василий Катанян сказал Раневской, что

смотрел «Гамлета» у Охлопкова

– А как Бабанова в Офелии? – спросила Фаина Георгиевна.

– Очень интересна. Красива, пластична, голосок прежний…

– Ну, вы, видно, добрый человек. Мне говорили, что это

болонка в климаксе, – съязвила Раневская.

* * *

Однажды, посмотрев на Галину Сергееву, исполнительницу

роли «Пышки», и оценив ее глубокое декольте, Раневская

своим дивным басом сказала, к восторгу Михаила Ромма, режиссера фильма: «Эх, не имей сто рублей, а имей двух

грудей».

* * *

Осенью 1942 года Эйзенштейн просил утвердить Раневскую

на роль Ефросиньи в фильме «Иван Грозный». Министр

кинематографии Большаков решительно воспротивился и

в письме секретарю ЦК ВКП(б) Щербакову написал:

«Семитские черты Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах».

* * *

После спектакля Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами, открытками и записками, полными

восхищения – подношения поклонников ее игры – и

печально замечала:

– Как много любви, а в аптеку сходить некому.

* * *

– Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, –

говорила Раневская, – что моль, живущая в нем, никак не

может научиться летать!

* * *

Одной даме Раневская сказала, что та по-прежнему молода

и прекрасно выглядит.

– Я не могу ответить вам таким же комплиментом, – дерзко

ответила та.

– А вы бы, как и я, соврали! – посоветовала Фаина

Георгиевна.

* * *

В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно

заявляет:

– Я обожаю природу.

Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и

говорит:

– И это после того, что она с тобой сделала?

* * *

Раневскую о чем-то попросили и добавили:

– Вы ведь добрый человек, вы не откажете.

– Во мне два человека, – ответила Фаина Георгиевна. –

Добрый не может отказать, а второй может. Сегодня как раз

дежурит второй.

* * *

Артист Театра Моссовета Николай Афонин жил рядом

с Раневской. У него был «горбатый» «Запорожец», и иногда

Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой.

Как_то в его «Запорожец» втиснулись сзади три человека, а

впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к

своему дому, она спросила:

– К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль?

Афонин сказал:

– Две тысячи двести рублей, Фаина Георгиевна.

– Какое блядство со стороны правительства, – мрачно

заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата.

* * *

Как-то начальник ТВ Лапин спросил:

– Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для

телевидения?

«После такого вопроса должны были бы последовать арест

и расстрел», – говорила Раневская.

* * *

В другой раз Лапин спросил ее:

– В чем я увижу вас в следующий раз?

– В гробу, – предположила Раневская.

* * *

В Театре им. Моссовета Охлопков ставил «Преступление и

наказание». Геннадию Бортникову как раз об эту пору

выпало съездить во Францию и встретиться там с дочерью

Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с

восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как

эта дочь похожа на отца:

– Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!

Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы

между прочим спросила:

– И с бородой?

* * *

В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач

заметил:

– Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.

– Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не

часто, – парировала Фаина Георгиевна.

* * *

Литературовед Зильберштейн, долгие годы

редактировавший «Литературное наследство», попросил

как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой.

– Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, – спросил он.

– Ахматову я вспоминаю ежесекундно, – ответила

Раневская, – но написать о себе воспоминания она мне не

поручала.

А потом добавила:

– Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после

смерти – воспоминания друзей.

* * *

Раневская вспоминала, что в доме отдыха, где она недавно

была, объявили конкурс на самый короткий рассказ. Тема –

любовь, но есть четыре условия:

1) в рассказе должна быть упомянута королева; 2) упомянут Бог;

3) чтобы было немного секса;

4) присутствовала тайна.

Первую премию получил рассказ размером в одну фразу:

«О, Боже, – воскликнула королева. – Я, кажется, беременна

и неизвестно от кого!»

* * *

Раневская с подругой оказались в деревне.

– Смотри, какая красивая лошадь!

– Это не лошадь, а свинья!

– Да? А почему у нее рога?

* * *

Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано

Ильичу Мурадели:

– А ведь вы, Вано, не композитор!

Мурадели обиделся:

– Это почему же я не композитор?

– Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо «ми» у вас

«му», вместо «ре» – «ра», вместо «до» – «де», а вместо

«ля» – «ли».

Вы же, Вано, в ноты не попадаете.

* * *

Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно