Оптимизм — это недостаток информации!

незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Повел по

мостовой при всеобщем внимании прохожих. – Он идет

решительной, быстрой походкой, – рассказывала

Раневская, – а я стараюсь поспеть за ним, попасть ему в

ногу и делаю вид для собравшейся публики, что это просто

мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но вот беда: ничего не получается, – он не очень-то меня понимает, да и

мне не о чем с ним говорить. И я стала оживленно, весело

произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя

и пытаясь сыграть непринужденную приятельскую беседу…

А толпа мальчишек да и взрослых любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: «Мулю

повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они

радовались, они смеялись. Я поняла: они меня ненавидят!

И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и

трагическим изломом бровей: – Это ужасно! Народ меня

ненавидит!

* * *

Вере Марецкой присвоили звание Героя

Социалистического Труда. Любя актрису и признавая ее

заслуги в искусстве, Раневская тем не менее заметила:

– Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.

* * *

– Меня так хорошо принимали, – рассказывал Раневской

вернувшийся с гастролей артист N. – Я выступал на

больших открытых площадках, и публика непрестанно мне

рукоплескала!

– Вам просто повезло, – заметила Фаина Георгиевна. – На

следующей неделе выступать было бы намного сложнее.

– Почему?

– Синоптики обещают похолодание, и будет намного

меньше комаров.

* * *

– Дорогая, сегодня ты спала с незапертой дверью. А если бы

кто-то вошел? – всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.

– Ну сколько можно обольщаться? – пресекла Фаина

Георгиевна собеседницу.

* * *

Раневская рассказывала, что, когда Ахматова бранила ее, она огрызалась. Тогда Ахматова говорила:

– Наша фирма – «Два петуха!»

* * *

Раневская стояла в своей гримуборной совершенно голая. И

курила. Вдруг к ней без стука вошел директор-распорядитель Театра имени Моссовета Валентин

Школьников. И ошарашенно замер. Фаина Георгиевна

спокойно спросила:

– Вас не шокирует, что я курю?

* * *

Артисты театра послали Солженицыну (еще до его

изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали

этот акт. У Раневской вырвалось:

– Какие вы смелые! А я послала ему письмо.

* * *

Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает

билет в кино.

– Да ведь вы же купили у меня билет на этот сеанс пять

минут назад, – удивляется кассир.

– Я знаю, – говорит Фаина Георгиевна. – Но у входа в

кинозал какой-то болван взял и разорвал его.

* * *

Фаина Георгиевна вернулась домой бледная как смерть и

рассказала, что ехала от театра на такси.

– Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между

машинами, увиливал от грузовиков, проскакивал прямо

перед носом у прохожих! Но по-настоящему я испугалась

уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы

посмотреть на счетчик!

* * *

Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный

музей и присела в кресло отдохнуть. К ней подошел

смотритель и сделал замечание:

– Здесь сидеть нельзя, это кресло графа Суворова-Рымникского.

– Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.

* * *

У Раневской спросили, не знает ли она причины развода

знакомой пары. Фаина Георгиевна ответила:

– У них были разные вкусы – она любила мужчин, а он –

женщин.

* * *

– Фаина Георгиевна, на что похожа женщина, если ее

поставить вверх ногами?

– На копилку.

– А мужчина?

– На вешалку.

* * *

– Если женщина говорит мужчине, что он самый умный, значит, она понимает, что второго такого дурака она не

найдет.

* * *

Однажды Фаину Георгиевну спросили, была ли она когда-нибудь влюблена. В ответ Раневская рассказала, как в

девятнадцать лет она поступила в провинциальную труппу

и сразу же влюбилась. Да не в какого-нибудь статиста, а в

первого героя любовника, писаного красавца!

Тот долго не замечал Фаину, но однажды вдруг подошел к

ней сам и произнес своим обворожительным баритоном:

«Деточка моя, вы возле театра комнату снимаете, не так ли?

Так ждите меня в гости сегодня вечером. Буду у вас в семь

часов».

Обрадованная чуть ли не до беспамятства, Фаина побежала

к антрепренеру, выпросила у него сколько-то денег в счет

жалованья, на которые накупила вина и разнообразной

еды. Придя домой, она накрыла стол, оделась, накрасилась

и стала ждать своего милого. Прождала час, другой, постепенно начала волноваться, но в девятом часу кавалер

пришел… пьяный и в компании с какой-то посторонней

бабой!

«Деточка, – попросил он заплетающимся языком, –

пойдите, дорогая моя, погуляйте где-нибудь пару часиков!»

Раневская никогда не упоминала о том, что она сказала в

ответ на эту просьбу. Добавляла только: «С тех пор не то что

влюбляться – смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!»

* * *

Раневская возвращается с гастролей. Разговор в купе.

Одна говорит: «Вот вернусь домой и во всем признаюсь

мужу».

Вторая: «Ну, ты и смелая».

Третья: «Ну, ты и глупая».

Раневская: «Ну, у тебя и память».

* * *

– Фуфа! – будит Раневскую эрзац-внук. – Мне кажется, где-то пищит мышь…

– Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я пошла ее смазать?

* * *