Оправдание Шекспира

Дама Франсис Йейтс, как никто знающая ту эпоху, пишет: «Что можем мы сказать об этой серии превосходных работ, вышедших из-под пера Джордано Бруно? Все они спаяны, неразрывно соединены одна с другой. “Тени” и “Цирцея” во Франции, “Печати” в Англии, “Изображение” во время второго посещения Франции, “Изваяния” в Германии, последняя опубликованная работа “Образы” (перед роковым возвращением в Италию) – быть может, все это следы шествия по Европе пророка новой религии, зашифровавшего свою весть кодом памяти? Не были ли все эти запутанные наставления… только частоколом, возведенным, чтобы отпугнуть профанов, но указать посвященным, что за всем этим стоит “Печать печатей”, герметическая секта, возможно, даже политико-религиозная организация» [60].

Храня в тайне научные достижения, гуманисты защищали науку от возможности превращения овса в овсюг. И еще от смертельно опасного догматического христианства – того христианства, которое массами понимается буквально, для иерархов оно – действенное политическое оружие, а для религиозных мыслителей – аллегории, символы древней мудрости, тайного ведовства.

К тайнописи разных видов прибегали и для того, чтобы обойти запрет, необязательно церковный или государственный. Засекретить могли и какое-то событие; полунамеками, аллюзиями, понятными избранным, сообщалось о жизненных происшествиях или обстоятельствах, о которых не всем полагалось знать. Виды тайнописи, кодирования были самыми различными – от буквенных и цифровых кодов, анаграмм, ребусов, иероглифов до загадочных картинок на титульных листах.

Эпоха была поневоле эпохой государственных тайн, секретных посланий, тайных орденов, содружеств, союзов. Государственные и публичные деятели в донесениях агентов назывались цифрами. Люди скрывались под чужим именем, писали под псевдонимом или подписывались именами друзей. Изобретали шифры, цифровые, буквенные коды, использовали криптограммы, прибегали к самым фантастическим способам шифровки сообщений.

«Оккультизм, цифровая символика, кабалистика привлекали самых серьезных ученых: тот же Кеплер был отличным знатоком геометрической каббалы и глубоко постиг пифагорейские премудрости» [61]. И немного дальше: «Универсум, воплотившийся в императорском собрании (в Праге), обнаруживается в подтексте рудольфинского искусства, иногда открыто, иногда же, напротив, он зашифрован. Но во всех случаях изображение – будь, то живопись или скульптура – обладает многослойной семантикой и никогда не сводится к тому, что непосредственно воспроизведено на полотне или отлито в бронзе» [62].

Густавус Селенус, псевдоним герцога Брауншвейгского-Люнебургского (герцог – один из героев этой книги), в начале 1624 года издал в Люнебурге книгу на латыни «Cryptomenytices et cryptogrаphie», с титульным листом, содержащим многозначные аллюзии, точно пока не расшифрованные. В ней он описал все возможные виды тайнописи. Вот как объяснил герцог цель своей книги: «Конечная цель – раскрытие секрета. Ибо если не будет раскрытия пусть когда-нибудь кому-нибудь, наша работа проделана зря. Вместе с тем первое и самое главное условие, связанное с этой целью, таково: секрет должен быть хорошо охраняем; тайное содержание документа или письма должно быть или совсем непонятно, или понятно только после огромного труда для всех людей, кроме того одного, кому секрет предназначен; и таким образом автор послания не пострадает. Ибо раскрытие подобных секретов связано с величайшей опасностью, а зачастую даже с угрозой жизни. Из чего можно судить о важности этого искусства (тайнописи – М.Л.), даже о его исключительной ценности» [63]. Очень важно первое предложение: какую тайну он зашифровал в своей книге, раскрытие которой для кого-нибудь когда-нибудь оправдает написание этой книги? Автор прямо говорит – самая главная цель его сочинения открыть читателю некую тайну.

Книгу Густавуса Селенуса я держала в руках, но она написана на латыни, и, глядя на нее, я корила себя, что забыла латынь, – неудивительно: мы учили ее на первом курсе, что вопиюще неверно. Я внимательно рассматривала титульный лист. На нем четыре сюжета в отдельных рамках и три участника: импозантный старец, молодой писатель за конторкой и странствующий актер, которому писатель что-то передает. Троица, объединенная многозначительными действиями: один участник, писатель, пишет, сидя за конторкой, другой (старец) осеняет геральдической шляпой достоинства голову пишущего, они связаны шнуром, идущим от пояса пишущего, – это на нижней картинке; на левой писатель передает нечто человеку, похожему на странствующего актера, в руках у того – копье, на правой актер скачет на лошади. На верхней картинке море, лодка, вдали земля, Парнас и несколько огней, которые могут быть образом «Света науки» – символом просвещения Бэкона и розенкрейцеров. Книга была издана в апреле 1624, через четыре месяца после выхода Первого Фолио Шекспира (конец 1623). Боудич пишет, что содержание книги так интересно, что кто-то в Америке перевел ее, но перевод, к всеобщему сожалению, затерялся.