Оправдание Шекспира

Сюжет параболического повествования может складываться из целой цепи событий, составляющих целую жизнь. Пример аллегорического романа – известный «Аргенис» Джона Барклая. И, по-видимому, его же доселе неизвестный «Сатирикон Юформио».

Самое загадочное существо той эпохи – автор шекспировского наследия, от которого не осталось не единой рукописной строчки: нет ни писем, ни рукописей, ни книг, ни обращений к друзьям (единственно к Саутгемптону в посвящении к двум поэмам), ни обращений к нему друзей просто как к человеку. Не осталось ни одного письма близких ему людей. Всё, касающееся творчества Шекспира, – гипотезы, предположения, догадки, мифы. Книга С.

Шенбаума «Жизни Шекспира» – лучшее этому подтверждение. Эта его загадочность закономерно вписывается в эпоху, где тайна, «аркана», в определенных кругах почти, что способ существования.

Таинственной личностью был и граф Ратленд. Судя по архивам Бельвуара (родовое гнездо Ратлендов), он был центральной фигурой и в своем окружении, и в своем роду. Во втором томе архивных материалов периоду его жизни отведено больше двухсот страниц. Из них мы узнаем, сколько народу живало у него в замке, какие делались запасы, покупки, как он путешествовал, как был заключен в Тауэр и что ему туда присылали (кровать, постель, одежду, чтобы жизненные его привычки не нарушались), как ездил на крестины в Эльсинор, какие художники писали его портреты, как он дарил друзьям собак – у него была овчарня, пивоварня, конный завод, всевозможные службы. И, конечно, какие книги он покупал, пополняя богатейшую фамильную библиотеку. В замке постоянно гостили музыканты и актерские труппы, которым покровительствовали лорды, гостила и труппа королевы Анны и принцессы Елизаветы, к которой принадлежал плодовитый талантливый драматург и добрый человек Томас Хейвуд (1574-1641), автор трагедии «Женщина, убитая добротой».

Среди близких людей были знаменитый архитектор и театральный художник Иниго Джонс; путешественник, писатель и какое-то время его секретарь, сэр Роберт Даллингтон, о котором недавно написана монография. Бывал там и Бен Джонсон.

А о самом графе исследований за рубежом до сих пор нет, хотя в последние десятилетия появляются монографии о заметных людях того времени – дань ученому любопытству.

Ничего удивительного, среди архивных материалов имеются его распорядительные письма управляющим, коротенькие деловые письма соседям и нет ни одного письма друзьям, а это Саутгемптон, Бэкон, сэр Уолтер Рэли, граф Нортумберленд. И хоть бы одно письмо от них, а ведь Бэкон присутствовал плакальщиком на похоронах его отца, писал ему по просьбе Эссекса письма в Италию, а сэр Уолтер Рэли посылал из Тауэра лекарства в Бельвуар, приготовил состав для бальзамирования тела графа, и есть свидетельство, что составил пилюли для жены графа, приняв которые она покончила с собой через неделю после похорон мужа.

(Умерла она в Лондоне, похоронена в могиле своего отца сэра Филиппа Сидни в соборе Св.

Павла.) В архиве замка нет никаких следов их личного общения. ГДЕ ВСЕ ЭТО? С ним происходит то же самое, что и с Шекспиром: жизнь, полная событий, – есть (подробно описано его путешествие по Европе 1595-1597 года, участие в заговоре графа Эссекса, путешествие в Данию летом 1603 года), а человека нет.

Поручик Киже, да и только.

Склонность к тайне, к аллегорическому изображению событий – отличительная черта шекспировской эпохи.

АНДРОГИННОСТЬ. ЭПИСИНЫ БЕНА ДЖОНСОНА

Для нашего повествования важнейшее отличие – встроенное в сознание понятие андрогинности, что, разумеется, восходит к господствующему мировоззрению в эпоху Ренессанса и порождает соответствующие поступки и представления, которые нам невозможно понять, не учитывая эту особенность сознания ренессансного человека.

Социум, к которому принадлежал Шекспир, мировозренчески и художественно был в какой-то мере андрогинен. Мужчины-актеры играли в Англии все женские роли; героини в пьесах то и дело переодевались юношами, в них влюблялись титулованные красавицы, а титулованные бояре держали их пажами. В скольких пьесах у Шекспира (и не только у него) мы видим влюбленную барышню, которая, переодевшись в мужское платье, выдает себя за юношу. Хочу подчеркнуть, что во всех этих пьесах переодевание ни в коем случае не дань гомосексуализму – напротив, все эти девицы-красавицы без памяти влюблены в своего героя, и комедии кончаются счастливым двуполым браком.