Операция «Танненберг»

— Посылаю, — спокойно ответил Телль. — А что делать, если из всех нас лишь Берта может пройти там, где остальным путь заказан. Ее м-м-м изъян не бросается в глаза столь явно.

Собеседник Бурцева снял, наконец, шлем. Отстегнул ремешок под подбородком и… М-да, лучше бы он этого не делал. Ну, не так сразу, по крайней мере.

Вскрикнула и отвернулась Аделаида. Бурцеву тоже стоило немалых усилий не отводить взгляда. Все-таки смотреть на подобных представителей рода человеческого… Не то чтобы противно — трудно. Неприятно. И оттого не хочется вовсе. Люди в таких случаях инстинктивно прячут глаза и воротят носы. Ох, и жутковатым же типом был этот Телль. По сравнению со своим предводителем остальные лесные стрелки казались теперь довольно милыми созданиями.

Лицо, прятавшееся под шлемом и подбородником, перекошено, словно от непрекращающейся зубной боли. Сами зубы, большие и неровные, выступали изо рта. Натянутые на них губы изогнуты в вечной улыбке. Печальной и страшной одновременно. Да, с таким речевым аппаратом трудно сохранить безупречную дикцию. Отсюда, наверное, и сипение, сопровождавшее каждое слово инвалида-арбалетчика.

И ведь это еще не все. Лицевые кости справа вмяты внутрь. Не понять даже — то ли врожденный дефект, то ли последствие тяжелого ранения. Удара булавой, например. Нет, пожалуй, это все-таки врожденное, потому как после таких ударов булавой люди попросту не выживают.

А на голове — на самом темечке — здоровенный, с кулак Гаврилы Алексича, затверделый нарост. Словно плоть и кость, вдавленные в череп справа, выпятились наружу сверху… Что ж, теперь понятно, зачем несчастный калека носит такой высоченный шлемак. А чтоб шишка помещалась.

Шишка была голая, без единого волоска и оттого особенно сильно выделялась на фоне пышной шевелюры рано седеющего брюнета. А может, и не рано. Возраст по изуродованному лицу определить трудно. На шишке виднелся старый шрам — небольшой, неглубокий, но отчетливо различимый на бледной коже, обтягивавшей чудовищный нарост.

Ох-хо-хо… Вот о каких говорят «как бог черепаху»… Вообще удивительно, что миловидная на личико Берта, уродство которой под платьем вовсе и не заметно, выбрала в супруги этакого Квазимодо. Явно не за внешность полюбила. Бурцев сглотнул. Что ж, будем считать — перед нами достойный человек с прекрасным внутренним миром. Повезло, будем считать…

— Не нужно скрывать своих чувств, — оскал на искореженном лице мало напоминал улыбку. — Я привык, что при первом знакомстве люди от меня шарахаются.

Судя по голосу — сиплому, спокойному и немного насмешливому, действительно привык. Воспринимает это как должное, естественное, само собой разумеющееся, не обижается. Ладно, уже лучше…

— Да и не только от меня шарахаются.

Кивок назад. Туда, где стояли стрелки, напугавшие Агделайду Краковскую.

— Поэтому если у тебя, Вацлав из рода Бурцев, есть сомнения в целесообразности нашего союза, мы можем разойтись мирно, забыть друг о друге и дальше вести свою борьбу порознь.

— Ты предлагаешь союз? — заинтересовался Бурцев.

Союзники им сейчас нужны. А уж какие физиономии будут у тех союзников — дело десятое. Для устрашения врага — так вполне сгодятся и эти.

— Да, предлагаю. Тебе известны секреты тевтонских колдунов. Ты смог воспользоваться их бесконной колесницей, тебе подвластна зачарованная бомбарда. Но у тебя мало людей. У меня их больше. Почти все великолепно владеют арбалетами. И они храбры. С ними можно устраивать засады и с ними можно идти в любую атаку.

Ага… особенно в психическую. С такими рожами и стрелы не понадобятся. Мутанты обратят врага в бегство и без арбалетов. А уж если меткость лесной братвы столь же убийственна, как и внешний вид…

— Ты, наверное, тоже неплохо стреляешь? — в раздумьях спросил Бурцев.

— Телль и арбалет — неразделимы, — прозвучал гордый ответ.

Стоп! Телль и арбалет?

В голове, наконец, что-то замкнуло. Сработал контактик. Вот оно откуда… Телль… Бурцев вспомнил. Сопоставил… Нет, не может быть! Тот самый знаменитый Телль, вроде бы, должен был жить раньше. Веке в четырнадцатом, наверное. Хотя кто его знает… Точно — никто.

— Тебя, случаем, не Вильгельмом кличут? — спросил Бурцев.

— А что? — подобрался арбалетчик.

— Не ты ли, случайно, попал стрелой в яблоко на голове сына?

Телль помрачнел:

— Случайно не я. И зовут меня Вальтер.

Ошибся. Бурцев кивнул. Бывает… Мало ли в Швейцарии Теллей.

— Я — тот самый сын, в яблоко на голове которого стреляли… стрелял… отец.

— Что?! — а теперь глаза у Бурцева полезли на лоб.

— Вот, — швейцарец ткнул пальцем в безобразный нарост на темени, — то самое яблоко.

Вообще-то, по форме голая шишка, в самом деле, отдалено напоминала яблоко. Отдаленно, но напоминало. Большое такое, крупное… Спелое.

— А это, — Телль тронул шрам на «яблоке», — след отцовской стрелы. Мое яблоко, как мое проклятие, — всегда со мной. И этот след — тоже. Он не дает забыть… Ничего. Ни о чем. Никогда.

Глава 33

Глаза предводителя лесных стрелков горели. Телль рассказывал…