Они шли, они ковыляли. Они были разные. И страшные. Непропорционально сложенные, скособоченные, искривленные, перекрученные, маленькие и высокие, разбухшие, как утопленники, и наоборот — худющие, костлявые. Трехногие, четырехрукие, с атрофированными, усохшими, но вполне различимыми лишними конечностями. Покрытые с ног до головы не волосом даже — шерстью, словно дикие звери, и совершенно безволосые. Шести— и семипалые. И беспалые. И с жуткими клешнями из сросшихся пальцев.
А морды-то! Морды! Чудовищные наросты на пол-головы, деформированные черепа, безносые лица, безгубые рты. Пучеглазые, одноглазые… Таких дефектов человеческого тела и в фильме ужасов не увидишь. А тут… тут все уродства словно напоказ выставлены.
Впрочем, нет, не все.
Бурцев вздохнул с облегчением. Он узнал безоружного всадника. Всадницу.
— Успокойся, Аделаида, — процедил Бурцев. — Кажется, не все так плохо. Глянь на того вон… на ту…
— Ведьма! — ахнула княжна.
И…
— Ой!
…осеклась, с опаской покосившись на Бурцева. На свежесрезанные прутики у его ног.
— Никакая она не ведьма! — убежденно сказал он. — Ведьм, ведьмаков и прочей нечисти здесь нет. Просто…
Просто мутанты. Просто целая толпа мутантов, родившихся и выросших на земле, отравленной радиацией.
— Просто поверь мне. Пойдем.
— Куда?
— К ним.
Бурцев шагнул вперед. Навстречу.
Агделайда Краковская, всхлипывая от ужаса, покорно тащилась за мужем.
Глава 31
Говорить пришлось не с обладательницей «сиськи дявола». Ведьма Берта ждала в сторонке. Вместе с остальными мутантами.
К Бурцеву и перепуганной княжне подъехал другой всадник — который в латах. Да, предводитель цирка воинствующих уродов был вооружен лучше всех. У седла — арбалет в кожаном чехле и закрытый колчан. На поясе — крюк для натяжения тетивы, меч.
«Так… — пронеслось в голове у Бурцева, — колчан закрыт, арбалет зачехлен, меч — в ножнах. Выходит, не все так плохо?»
Одет конный арбалетчик был в кольчугу с длинными рукавами. Поверх кольчуги — кирасный нагрудник с изрядной вмятиной под правым боком. Над кирасой выступает подбородник, защищающий нижнюю часть лица. Верхнюю скрывает надвинутый по самый нос шляпообразный шлем-шапель с высоким, чрезмерно даже высоким заостренным верхом и обзорными прорезями в полях. Из щели между подбородником и полями островерхой стальной шляпы виднелся только кончик носа. Нос, вроде, как нос, без изъянов, но вот что за лицо скрывается за броней?
Вожак мутантов вскинул вверх латную перчатку с раструбом. Просипел по-немецки, что…
— Благородному воителю и его спутнице нечего опасаться…
И что…
— У нас общий враг и нет поводов для вражды.
И еще что…
— Я благодарен неизвестному рыцарю в тевтонских одеждах, но не являющемуся тевтоном, за помощь.
С этими словами всадник ловко, почти не звякнув железом, соскочил с лошади. Поклонился. Если, конечно, можно считать поклоном чуть заметный кивок. Легкое движение верхушки широкополой стальной шляпы туда-сюда, вниз-вверх. То ли незнакомец не привык кланяться, то ли мешал подбородник.
— Помощь? — удивился Бурцев.
— Оказанную моей супруге.
Супруге? Бурцев не сразу понял. Какой супруге? Когда это он успел?
— Какой супруге? — тихо спросила Аделаида. — Когда это он успел?
— Помолчи, — кинул Бурцев через плечо.
Новых семейных сцен на почве ревности им сейчас только не хватало!
Сцен не было. Не было и намека на сцену. Княжна прикусила язык. Поспешно отступила. Чтобы не мешать. Не злить чтобы. Аделаида стала понятливой и послушной. Образцовой женой стала теперь княжна. Простая хворостина сделала то, с чем не справилась древнеарийская магия. Такая вот мораль-с.
Но хоть и демонстрировала супруга-спесивица необычайную покладистость, любопытство ее никуда не делось. Отойдя в сторонку, Аделаида вытянула шею и навострила ушки. Да, сма молчать-то княжна будет, но не пропустит ни единого чужого слова.
— О какой даме идет речь? — спросил Бурцев.
— О ней… — незнакомец кивнул назад — на ведьму, спасенную Бурцевым от костра. — О Берте…
А-а-а… ну, да, конечно. Теперь все понятно. Жертва местной инквизиции оказалась супругой местного… Кого, интересно?
— А вы вообще откуда взялись, господин хороший?
— Я? Взялся?
— Ну, в смысле, с кем имею честь?
Незнакомец снова чуть склонил голову.
— Я — из швейцарского кантона Ури, из рода Теллей, — с достоинством и непрекращающимся сипением ответствовал лесной арбалетчик.
Бурцев нахмурился. Род Теллей… А ведь что-то знакомое.
— С недавнего времени я и мои люди промышляем… м — м-м охотимся в этих лесах.
Промышляем? Охотимся? Ну и к чему такие иносказания? Говорил бы уж прямо: швейцарские разбойники, мол, с не очень большой дороги. Или это какие-нибудь народные мстители-партизаны? Что зачастую, впрочем, — суть одно и то же.
Ростом этот, из кантона Ури и из рода Теллей, уступал Бурцеву. Уступал бы, если бы не нелепый островерхий шлем. Но вот гонору в словах конного арбалетчика хватило бы на целого великана.
Блин! Хоть бы шляпу свою снял, что ли, раз так признателен за избавление жены от костра. Неудобно все-таки разговаривать с торчащим из-под шлема кончиком носа и с черными прорезями для глаз.