Операция продолжается

Старик непонимающе пожал плечами. Его любимое старое ружье хотели куда-то унести, и он не мог понять, кому и зачем это нужно.

— Вы скажете, что квартирант ушел рано утром с вашим ружьем на охоту, — пояснил Новгородский.

— Вон что! — Тихон Пантелеевич сразу все понял. — Тогда конечно…

— Сын вам все объяснит, — улыбнулся Новгородский и попрощался.

Тихон Пантелеевич проводил его.

— А где мама? — спросил Володя, когда отец вернулся.

— Ушла. Как учуял вечером, что дело керосином пахнет, так спровадил ее до утра к Настасье, — сказал Тихон Пантелеевич. — Баба болеет, Савелий на лесозаготовках, за ребятишками приглядеть некому…

— Это ты хорошо сделал, — одобрил Володя. — Догадливый ты у меня.

Тихон Пантелеевич ничего не ответил.

Утром в конторе Возняков спросил Володю:

— А где Мокшин?

— Бог его знает, — сонно ответил Володя. — Взял отцово ружьишко и ушел раным-ранехонько. Я спал, не видел.

В конторе было шумно. Толкались буровики первой смены, мастера, коновозчики. Прибежала бойкая старушонка, уборщица.

— Нету Булгакова! — крикнула она Вознякову еще с порога. — С вечера не бывал. Как ушел, так и не был.

— Самогонку на станции трескает! Где ему еще быть, — хохотнул кто-то из рабочих.

Возняков с досадой махнул рукой и стал на ходу давать задания коновозчикам. Толпа вслед за ним повалила на улицу.

Володя вышел последним. Было половина восьмого утра, а на улице все еще стояла темень. Сверху, из невидимых отяжелевших облаков, плавно кружась, падали на головы и спины галдящих людей крупные, мохнатые снежинки. Володя улыбнулся подошедшему Осинцеву:

— Все еще сердишься?

— Еще чего! Буду я обращать внимание на всяких обормотов!

— Правильно и делаешь, — сказал Володя.

— Ты машиной или пешком? — спросил Назар.

— Пешком. — Володя с сожалением посмотрел на полуторку, в кузов которой с гамом садились буровики. В дорожной тряске могли еще раз случайно ударить по ране.

— А то поедем со мной, — предложил Назар. — Я на булгаковской лошадке коронки да керновые ящики повезу. Могу прихватить.

— Поедем.

Вдруг шум во дворе смолк. Все разом повернулись в сторону станции. Оттуда, со стороны леса, неслись необычные, заставлявшие поеживаться, звуки. Будто хлопал кто-то огромным хлыстом.

— Стреляют, — прошептал Назар и зачем-то начал считать: — Раз… два… три… четыре…

Выстрелы смолкли. Потом внезапно на короткое время опять вспыхнула частая гулкая пальба, и все стихло.

Люди простояли еще несколько минут в молчании, но в лесу было тихо, только с надрывом посвистывал на станции маневровый паровозик.

Шофер крутанул рукоятку, и зафырчала полуторка, разгоняя тревожную, выжидательную тишину. Толпа во дворе пришла в движение.

— Что бы это значило? — Назар повернул к Володе курносое круглое лицо и озадаченно почесал затылок.

Всю дорогу до участка Володя ломал голову: какую демонстрацию мог придумать Новгородский. Возникшая в предрассветной мгле перестрелка была запланированной — Володя в этом не сомневался. Он смотрел на убегавшую вдаль дорогу и гадал, что делают сейчас его соратники в пробудившемся станционном поселке, от которого все дальше увозил его заезженный, хромоногий мерин.

А в станционном поселке в это время действительно царил переполох. Свободные от работы жители сбежались к окраине селения и с тревогой наблюдали за необычным для таежной станции шествием.

Из лесу выкатили три подводы, их сопровождали люди в военных полушубках. В мутной синеве зимнего рассвета лица разглядеть было трудно, но двух из этих людей старожилы узнали. То были начальник районного отделения милиции Сажин и недавно появившийся в районе человек с хмурым волевым лицом — следователь уголовного розыска, фамилию которого в поселке никто не знал.

Встревоженные недавней пальбой люди вглядывались в мрачный кортеж, жались к воротам домов. На санях, прикрытые мешковиной, лежали закостеневшие человеческие тела. Кто-то заметил торчащий из-под мешковины валенок, кто-то полу черного полушубка, а на последней пароконной подводе совсем неприкрытой валялась кожаная каракулевая шапка. Многие сразу узнали ее. Такую шапку носил один человек в поселке, — путевой рабочий, а потом весовщик станции — человек слоновьей комплекции со странной фамилией — Куница.

С улицы в улицу, со двора во двор пополз пущенный кем-то слух: «Чекисты трех шпионов застукали!»

Подводы тем временем свернули к лесозаводу и одна за другой скрылись за воротами обширной куницынской усадьбы. К высокому дощатому забору никого из любопытных не подпустили.

Подводы пробыли во дворе недолго. Вскоре лошади одна за другой, таща разгруженные сани, снова вынеслись на улицу. Две упряжки люди в военных полушубках передали конюхам из зареченского колхоза, а на пароконной милицейской подводе спешно уехал к вокзалу Сажин. На окраине поселка осталось уже совсем немного людей, когда из района пришёл темно-зеленый грузовик-фургон. Он рыча вполз в куницынский двор. Молчаливые военные люди опечатали все окна и двери зловещей усадьбы, сели в грузовик и умчались в сторону города.

Судача всякий на свой лад, жители разошлись по домам.