После допроса Булгакова и беседы с Огнищевым Новгородский собрал короткое совещание. Капитан был в хорошем настроении. Показания арестованного его удовлетворили. Все встало на свои места. Оставалось только дать конкретные указания непосредственным исполнителям. Невольное признание Вознякова о Николашине хоть и предупредило Мокшина, но слишком поздно для него.
— В какое время проходят пассажирские поезда через Хребет в сторону Сосногорска? — спросил Новгородский.
— В три часа дня, одиннадцать часов вечера и в семь утра, — ответил Клюев.
— Понятно, — сказал Новгородский. — Мокшин рассчитал верно. Выехать в пять утра из села, по дороге уничтожить Булгакова. Затем разделаться с Куницей и сбежать с утренним поездом. Все верно.
Именно с утренним, — согласился Клюев, встряхивая огненно-рыжей шевелюрой. — На этот поезд всегда есть билеты, а следовательно, едет больше народа. Легче затеряться, в случае чего…
— Итак, выезжаем в двадцать три часа тридцать минут, — медленно, отчеканивая каждое слово, начал давать указания Новгородский…
В районном Доме культуры давала концерт бригада Сосногорской филармонии. Концерт шел нудно и долго. Володя слушал бодрого толстячка, с тигриным рыком читавшего стихи о войне, и еле сдерживал зевоту. Потом щуплый, вихлястый конферансье под аккомпанемент баяна пел пародии на военные темы, и эти пародии тоже были нудными, примитивными. Володя в который раз пожалел, что потащился в клуб, а не пошел к Сажину на капустные пельмени. Порфирий Николаевич, кажется, здорово обиделся.
Зайти к Наде на квартиру Володя так и не посмел. Потоптался с полчаса возле окон и отправился в Дом культуры. Там Нади не оказалось. Перед концертом в фойе вовсю шли танцы, но Володю они теперь не привлекали. Он забился в угол, сел на стул и спрятал под него новенькие, вызывающе поблескивающие красной кожей мокшинские фетровые бурки. К великому Володиному облегчению, знакомых среди танцующих не оказалось, так что не надо было никому объяснять, зачем он сюда заявился столь пышно разодетым. Приглашение на танцы, сделанное Наде, казалось теперь Володе глупейшим поступком. «Пижон пустоголовый! — издевался Володя над собой. — Танцор! А глупее предложения ты сделать не мог? Блеснул интеллектом и изящным вкусом. Пригласил на танцы… На большее ума не хватило!»
Потом начался концерт, и Володе оставалось только терпеть да поглядывать на карманные отцовские часы, которые он предусмотрительно взял с собой.
Концерт, наконец, кончился. Шумная молодежь расставила кресла вдоль стен, и посреди зала снова начались танцы. Володя остался не потому, что ему было интересно, а потому, что к месту сбора идти раньше времени не следовало. Он примостился возле сцены и стал смотреть на танцующих.
И вдруг он увидел ее. Надя танцевала с каким-то военным. Вглядевшись, Володя узнал вежливого лейтенанта из военкомата. Лейтенант галантно поддерживал партнершу и улыбался. «Подумаешь. Тыловая крыса, — с внезапным раздражением и завистью подумал Володя. — Экий рысак!» Он качнул все еще побаливавшей раненой ногой и с огорчением понял, что ни сейчас, ни раньше не умел танцевать так ловко и красиво. Приглашать Надю после такого партнера, ясное дело, не было смысла, и Володя запрятался подальше за спины, чтобы она ненароком не заметила его.
А Надя была в ударе. Володя никогда не видел ее такой веселой и такой красивой. Не верилось, что этакое изящное существо надевает мешковатый полушубок, мужскую шапку и носит милицейскую планшетку. Сейчас Надя была совсем другой, была отпугивающе красивой. Эта внезапная привлекательность смутила Володю окончательно, он посмотрел на свой костюм, бурки и почувствовал себя отвратительно.
Полюбовавшись вдосталь, Володя посмотрел на часы и стал пробираться к выходу. Было немножко обидно, но ничего другого не оставалось. Стрелка часов показывала без десяти одиннадцать.
Накинув в гардеробной полушубок, на ходу натягивая шапку, Володя заспешил через пустынное фойе к выходу. Вдруг его окликнули. Он остановился. Часто стуча каблучками по широким сосновым половицам, к нему бежала Надя. Вслед за ней вышагивал лейтенант и еще издали здоровался вежливым наклоном полысевшей головы.
— Куда это ты? — удивленно спросила Надя. — А танцы?
— Танцы… — Володя чувствовал, что улыбается — глупо, натянуто — и ничего не мог с собой поделать. — Какие танцы?
— Мы же договорились!
Володя переступил с ноги на ногу и не знал что говорить.
— Чего же ты молчишь? — Надя перестала улыбаться. — Куда ты, домой?
— Домой. Дела срочные…
— Никуда я тебя не отпущу, — вдруг просто сказала Надя. — Богатым будешь. Я тебя не узнала. Это ты сидел во время концерта на приставном стуле в третьем ряду?
— Я, — подтвердил Володя и вдруг по-настоящему обиделся. «Видела. Не подошла. Не узнала вроде бы… Улыбайся-ка ты своему лейтенанту, а мне пора…»
— Давай раздевайся! — весело приказала Надя. — Я тебя все равно не отпущу. Раз приехал — ты мой гость!
— Да нет. Пойду, пожалуй, — все еще пробуя растягивать в улыбку губы, сказал Володя.
— Ты не останешься? — тихо спросила Надя.
— Нет.