— Во-во! Свистите! Общеголяли мы с Ушаковым вас! — захохотал Возняков, радуясь своему геологическому счастью. Он был счастлив и не умел этого скрыть. — Теперь вам тянуться да тянуться за нами!
— Везет Мокшину, — завистливо вздохнул Назар. — Опять скажет, что где он — там удача.
Возняков передернулся, будто ему плеснули кипятка за ворот, и выбежал из тепляка. Володя с Назаром последовали за ним.
— Вот что, Осинцев, — срывающимся от злобы голосом сказал начальник. — Ты при мне имени этого негодяя не называй. Понял?
— Да что вы, Олег Александрович! — опешил Назар.
— Этого фашистского гада и его сподручных сегодня утром ликвидировали чекисты. Жаль живьем не взяли… Я б ему за все…
Володя в который раз уже удивился начальнику. Он никогда не подозревал, что этот простодушный, вспыльчивый добряк способен на такую лютую ненависть.
Назар настолько оторопел, что ничего не произнес.
— А вам обоим завтра ехать в Сосногорск, — все еще продолжая волноваться, сказал Возняков. — Утром отберем пробы, погрузим на полуторку — и с ходу в химлабораторию управления! Сдать с рук на руки!
Утром у Володи открылось сильное кровотечение: когда грузились, он поскользнулся и ударился бедром об ящики с образцами. Пришлось обратиться за помощью к отцу. Тихон Пантелеевич туго перевязал рану и, поглядывая в окно на стоящую у ворот полуторку, незнакомым, неуверенным голосом спросил:
— Доедешь ли, сынок?
— Доеду, тятя. — Володю тронуло волнение, которого отец не мог скрыть, и он неожиданно для себя назвал отца, как в детстве — тятей.
— Смотри, Вовка, — вздохнул Тихон Пантелеевич. — Сдается мне, что не на машине тебе сейчас трястись, а в постель ложиться надо.
— Нельзя мне в постель. Сам знаешь. Ничего, до Сосногорска дотяну, а там в госпитале покажусь, — пообещал Володя. Он лежал лицом вниз на сундуке и даже прикрыл глаза от раздирающей поясницу боли.
— Обязательно покажись! — ободрился отец. — А то знаешь…
— Знаю, — сказал Володя. — Все знаю. Ружьишко-то вернули?
— Вернули. Как обыск вчера приехали делать, так и привезли.
— Все у него забрали?
— Всё. Сволочь. За кроватью под половицей тайник держал.
— И что там было?
— А бог его знает.
— В деревне что говорят?
— Всякое. Что надо, то и бают. Говорят, что наш квартирант своих прихлебателей хлопнул, а потом и сам себя решил. Даже свидетели объявились. Как же на деревне без этого! — Тихон Пантелеевич нервно хохотнул, покосился на сына. — Что-то на сердце у меня не спокойно. Не нравится мне твоя болячка. Впрямь доедешь?
— Доеду, — уверил Володя.
Вошли Возняков и Осинцев. Оба веселые, громогласные. Как ни больно было Володе, пришлось вставать и тащиться на кухню. На этот раз он не сумел скрыть хромоту и начальник партии спросил:
— Ты что это еле шевелишься?
— Ерунда, — пренебрежительно махнул рукой Володя. — Вчера ящички потаскал, да ушибся сегодня, вот и побаливает с непривычки. Поездка кстати. Покажусь на всякий случай в госпитале.
— Обязательно покажись, — сказал Возняков. — И садись в кабину.
— Ладно.
— Ну, на дорогу надо выпить! — объявил Возняков и выставил на стол бутылку с уже знакомой Володе жидкостью. — Путь не близкий, а на улице мороз. Да и за наш успех стоит выпить. За будущий рудник.
— Стоит, — охотно согласился Назар. — Чур, мне побольше. Как верховому. Как-никак в кузове ехать.
Возняков стал разливать спирт по стаканам. Он не умел скрывать свои чувства, от волнения у него подрагивали руки.
— Не могу, — счастливо улыбаясь, признался он. — Не могу. Волнуюсь. Ведь первые ласточки отправляем. Не зря, выходит, мучались. Пробы отправляем! Да сразу с двух участков. Здорово! Да?
— Здорово, — согласился Тихон Пантелеевич, забирая у него бутылку.
— Теперь все ясно, — продолжал улыбаться Возняков. — Теперь месторождение у нас в руках. Одно только до сих пор не понимаю — как диаспоровый боксит попал в реку.
— Это красный-то? — спросил Тихон Пантелеевич.
— Ну да.
— А чего тут неясного… — хмыкнул старик, — обвал был.
— Какой обвал?
— А скалы у реки, что возле ручья, видели?
— Видал. Даже осматривал.
— Те скалы раньше аж над самой рекой нависали. Их Волчьими клыками называли. Высоченные… Не то что ныне, с гулькин нос…
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Возняков.
— Как что… — Тихон Пантелеевич степенно погладил тяжелый подбородок. — Когда мы Колчака из Заречья гнали, так каппелевцы на этих скалах пулеметы поставили. Ну, никак к селу не подойдешь. Хоть слева, хоть справа. Мы за рекой были…
— Но что случилось со скалами? — опять перебил Возняков.
— Что-что… — рассердился Тихон Пантелеевич, любивший рассказывать о гражданской войне подробно и неторопливо. — Надоели нам те пулеметы, мы и шарахнули по Волчьим клыкам из шестидюймовок. Цельная батарея беглым огнем. Эти самые Волчьи клыки и обрушились в реку. Вместе с колчаковцами. Село, стало быть, к вечеру освободили.
— Ну, а скалы?