— Да, — кивнул Судоплатов, больше удивляясь не тому, что говорил Алексей, а тому, что он пока ничего не слышал о группе предполагаемых террористов.
Поскольку этот самый генерал Туркул давно был под колпаком советских спецслужб.
И личностью он был весьма известной.
«Он, — писал о последнем командире Дроздовской офицерской дивизии писатель Иван Лукаш, бывший участник Добровольческой армии, — самый страшный солдат самой страшной гражданской войны.
Он — дикое безумие атак без единого выстрела, подбородок, раскроенный вороненой рукоятью нагана, гарь яростных пожаров, вихрь безумия, смерти и побед».
Так оно и было.
Туркул был несгибаемый боец.
К концу войны Туркул был трижды ранен, произведен в штабс-капитаны, награжден Золотым Георгиевским оружием, Орденом Святого Георгия 4-й степени и другими боевыми орденами.
После большевистского переворота Туркул в составе добровольческого отряда полковника М. Г. Дроздовского совершил 1200-километровый поход от румынского города Яссы до Новочеркасска.
С пленными Туркул не миндальничал, беспощадно расстреливая комиссаров и краскомов.
Гражданскую войну он закончил начальником Дроздовской стрелковой дивизии в чине генерал-майора.
В эмиграции Туркул возглавил объединение бывших дроздовцев, среди которых пользовался большим авторитетом.
— СССР, — часто повторял он, — лишь одна из временных форм вечной России, после неизбежного крушения которой возродится монархия…
В основу его идеологии лежала некая гремучая смесь из фашизма и национал-социализма, и, конечно, он был сторонником продолжения активной борьбы с большевизмом.
«Всякий удар по Коминтерну на территории СССР, — писал он накануне второй мировой войны, — вызовет неизбежно взрыв противокоммунистических сил внутри страны.
Нашим долгом будет присоединиться к этим силам. Мы будем добиваться тогда, чтобы где-нибудь, хоть на маленьком клочке русской земли, поднялось все же Русское трехцветное знамя».
Как только началась война и эмиграция разделилась на «оборонцев» и «пораженцев», Туркул обрушился на первых.
Но в то же самое время Туркул звал эмиграцию не на службу к немцам, а к самостоятельной борьбе за Россию, пусть и с использованием внешних обстоятельств в виде новой Мировой войны.
И именно это желание генерала стать третьей силой между Гитлером и Сталиным оказалось вне времени и вне пространства.
Но сейчас Судоплатова меньше всего волновали идеологические взгляды генерала, а то, что он намеревался от слов перейти к действию и послать в Россию своих боевиков.
Если, конечно, Преклонский ничего не путал.
Впрочем, дроздовцы могли и сами приступить к активной работе, устав от бесконченых обещаний своего лидера.
Но, как бы там ни было, он был благодарен Алексею за сообщение.
— Ладно, Алексей, спасибо тебе за сведения, и мы их обязательно проверим! А теперь поспеши к своему приятелю! И потерпи еще несколько дней, пока мы не подготовим его «поездку»! Знаешь, кто поедет с Преклонским в Сердловск?
— Кто?
— Полковник Громов! — улыбнулся Судоплатов. — Так что не очень удивляйся, когда встретишься с ним в купе!
— Постраюсь! — вздохнул Алексей.
— Что, — насмешливо взглянул на него Эйтингон, — соскучился по живому делу?
Алексей кивнул.
Привыкнув за последние несколько лет к постоянному риску, ему, конечно же, было несказанно скучно сидеть целыми сутками в доме и заполнять бланки телеграмм.
— Сказал бы я вам, Наум Исаакович… — начал Алексей, однако Эйтингон, который сам с трудом переносил кабинетную работу, перебил его:
— Не надо, Леша! Не говори!
Когда Алексей ушел, он взглянул на Судоплатова.
— С каким бы удовольствием, — сказал он, — я бы сейчас смотался сначала в Свердловск, а потом в этот самый «Таежный штаб»!
Судоплатов не ответил, но по его погрустневшему взгляду было понятно, что он и сам скучал по живому делу…
Преклонский прожил у Алексея еще три дни, и все это время тот решал «организационные вопросы», связанные с его поездкой в Свердловск.
А когда решил, то отвез Преклонского на Казанский вокзал и усадил в купе, в котором их встретил Сергей Николаевич Громов.
— Остальные люди едут в других купе, — сказал Алексей и протянул Преклонскому руку. — Удачи тебе, Евгений!
— Спасибо, — обнял его Преклонский.
Алексей попрощался с Громовым и сделал шаг к двери.
— Алексей, — остановил его Преклонский, — возможно, мы с тобой больше не увидимся, и я хочу, чтобы между нами не было никакакого недопонимания. Тогда в Харбине ты сказал, что меня следовало бы вызвать на дуэль за Наташу. Так вот знай, я с самого начала был против ее работы с тобой. Однако Жадвоин настоял на своем. Когда стало ясно, что это бессмысленно, и она сама и заявила ему, что не будет на него работать, он приказал убрать ее. Но об этом я узнал только после ее смерти от дяди…
— Спасибо, Женя! — на этот раз совершенно искренне пожал руку Преклонского Алексей. — И еще раз удачи…
Он вышел из вагона и медленно пошел по перрону к выходу.
Он и на самом деле был благодарен Преклонскому за то, что тот сказал ему правду и таким образом снял камень с его души.