Опасный менуэт

Но вдруг, как по взмаху руки, все стихло. Ураган полетел дальше ломать, крушить, рушить. Здесь же разбушевавшаяся стихия присмирела, а через несколько минут утомленные бурей небеса уже сияли прозрачно и невинно.

К закату наш путник добрался до Торжка. Вот где можно было подкрепиться и переночевать. Впереди предстал прекрасный гористый пейзаж. С одной стороны, на возвышенности, сияли церковные купола, с другой стороны, на взгорке, справа оказался дом для приезжих. Михаил там и переночевал.

Утром выглянул в окно. Утро, словно раскаявшийся грешник, было тихое и чистое, на дворе лежали поваленные деревья, разметанный сарай, сено.

Где же Черенчицы — имение Львова? Ему показали дорогу.

Михаил оставил гостиницу, закинул на плечо котомку, этюдник и зашагал дальше, восхищенный силой природы, красотой тех мест. Солнце нежилось меж редких облачков. Впереди расстилалась дорога. Можно было осмотреть храмы, построенные Львовым. Он рассказывал о храме Бориса и Глеба. Полюбоваться их расположением со взгорка, покрытого мокрой травой, блестящей на солнце…

Подумал о Элизабет. Правильно, что заставил себя уйти, у них разные орбиты вращения, разные жизни. Прав Жак Мордо: любить можно и на расстоянии, в некоторых обстоятельствах это даже лучше, вернее, доступнее. Ее нет — и она здесь! Разве видел бы он столь яркими эти поля, деревья, небеса, если бы сердце было пусто, если бы в нем не жила она.

Вот облако как стог сена, а вот даль, похожая на камень в ее брошках, голубовато-молочный или бледно-желтый. Нет! Самый великий художник — Творец! Им созданы эти нежные акварели, этот влажный, пронизанный дождинками воздух, и эта темная вода в реке, и тоненькие стволы берез, схожие с какими-то грибами…

Дорога сделала крутой поворот, путник оказался в березовой роще и замер. Земля была усеяна поваленными деревьями, тонкими молодыми березками. Словно великан махал тут огромной саблей. Топорами, секирами, саблями жестоко порубал всю рощу. Деревья лежали раненые, покалеченные.

Михаил достал альбом, карандаши и, охваченный желанием схватить картину, принялся черкать, зачеркивать, карандаш носился по бумаге, рвал листы…

Кто знает, быть может, в тот момент в неизвестном художнике проснулся гений. Еще никто не рисовал таких "очеловеченных деревьев", да если бы и увидели современники, не оценили бы.

Нескоро закрыл свой альбом Михаил, нескоро покинул кладбище берез и медленно побрел по другому, мирному лесу.

В одном месте дорога раздваивалась. Показалась фигура 07 женщины, она пыталась что-то оттащить с тропы. Он подошел и отбросил подальше громадную дубовую ветвь.

Старушка подняла к нему лицо, маленькое, круглое, покрытое мелкими морщинками.

— Спаси тебя Бог, милай! Сколько живу, такого не видала. Глянь, что сделалось. За грехи наши Бог-то осерчал. У нас в барском саду яблони все как ножом срезало, веришь? А ты куда в такое время путь держишь?

— В барском? А кто там хозяин? Не желает ли он получить изображение, портрет свой? Я живописец.

— Мазилка?.. Э-э, у нас барин давно в земле лежит! А барыня не больно хороша, к чему ее рисовать?

— Ничего! Лишь бы она пожелала портрет иметь.

— Отведу тебя. Человек ты вроде недурной, пойдем.

Они двинулись вместе.

Старушка попалась разговорчивая, так бывает в деревнях, людей новых редко видят. Она хвалила барина, мол, воевал где-то давно-давно, а потом привез с собой чернявую девку чужую, и жила она тут, да только недолго, скоро померла. Она вгляделась в спутника.

— А ты никак не наших кровей будешь, у нас такие не водятся. Очи у тебя светлые, как наши, а волосья больно черны да курчавы. Лик-то у тебя не наш, может, цыган? Заморский, из дальних краев?

— Да русский я! Хоть и не помню ни отца, ни матери. А рос в сиротском доме, у Демидова.

Она пристально несколько раз посмотрела на него, о чем-то размышляя. И замахала руками.

— Ой, да не может того быть, батюшки-светы! Нет, нет… Хоть и похож ты на чужеземную девку.

— Какую, что вы говорите, бабушка?

— Ладно, ладно, ничего не говорю!.. Вот мы у дома уж. Барыня тут живет-обитает.

Миновав липовую аллею, старушка привела гостя к себе, как не покормить человека с дальней дороги, а потом к барскому дому.

Читатель, конечно, догадался, что это была усадьба поручика Спешнева, который прошел Семилетнюю войну и привез с собой португальскую смуглянку. Не только читатель, но и хитрая старушка догадалась, что встречный — тот самый "младенец", только виду не подала. Что касается храброго поручика, то он в немолодые уже годы вновь отправился на войну, на этот раз с турками и — увы! — был убит.

С того времени от горя или безделья супруга его, Авдотья Павловна, научилась читать и находила в книгах утешение. В моду тогда вошли сентиментальные романы, и она читала их, порой заливаясь слезами. Полюбила этот чувствительный стиль, эти печальные истории про обманутую любовь и измены.