Монахи привезли его в Новгород, в тот дом, где он прежде останавливался, к хозяйке Анне Ивановне. Дней через десять Михаил мог уже, опираясь на палку, выходить из дома, бродить по мостовой. Он с удовольствием затерялся в толпе. Но что он услышал? Какие разговоры велись в городе? Болтали, что над всем Петербургом висит пелена дыма. А дальше еще хуже: какой-то сумасшедший ученый устраивал какие-то опыты, возник страшный пожар, да и сам он чуть не погубил себя. Кто-то сказал, что это Львов.
Михаил схватился за голову: "Боже мой, неужели это правда?" Он поспешил к своему дому. Бросил в саквояж свои пожитки, приторочил этюдник к спине, поблагодарил хозяйку.
На прощание Михаил подарил Анне Ивановне свой рисунок с изображением башни-толстухи, которую он назвал Теткой Устиньей. Радости хозяйки не было предела. Тут же художнику была вручена банка домашнего варенья, пучок зелени, пара яблок и, конечно же, чай, который, по словам ее, она сама, своими руками собирала. Но вот настал момент прощания, и Анна Ивановна, перекрестив гостя на прощание, сказала: "Дороги тебе хорошей, милый мой. Заночуйте в Вышнем Волочке. Не стоит ехать по ночной дороге али в поле стоять. Ух, разбойников сейчас! И шагу не ступишь! Ну ничего, вы человек хороший, добрый, кто вас тронет. Сделай доброе дело: довези мою соседку до Вышнего Волочка, мать ее сильно захворала, а там и до Торжка недалеко". — "Конечно, Анна Ивановна!" — "Ну что ж, с Богом, езжайте и про нас не забывайте, приезжайте!"
Михаил улыбался. Он пожелал в ответ здоровья, и постояльцев хороших, откланялся и пошел на улицу, где его уже ждала телега Агафона. "В путь!" — вскрикнул он. "Пошла, родимая!" И зашаталась по кривым улочкам Новгорода повозка. Вот уже выехали из города.
День обещал быть великолепным, да ведь рядом есть бумага и кисти, и на душе лишь благодать. Солнце медленно опускалось к западу, облака кучерявились и уплывали вдаль. Водная гладь озер отражала небо во всех его красках. Закатное небо отливало оранжевым и красным заревом, золотые колоски на полях перестали блистать под солнцем. Михаил сделал зарисовку. Закат и поле. А в голове уже теснились первые строки будущего стихотворения.
Они подъехали к дому больной матушки. Гостя поместили в горницу. Всю ночь он ворочался, превращая отдельные слова в стихотворение:
Михаил собрался узнать дорогу на Торжок, но (наш герой был очень добрым человеком) спутница попросила его сходить в церковь и помолиться за больную. Вместе с ней он отправился в прелестную церковь. Она стояла, с трех сторон окруженная извилистой речкой. Было чем полюбоваться. Они вошли в церковь и помолились за здоровье хворой матушки. Агафон его уже ждал и даже выспросил дорогу в Торжок.
ТОРЖОК
Случайные зарисовки еще не портрет, не лицо. Главное во всяком живописном деле — целостность, неделимость, соотношение светлого и темного. Должна быть гармония. Но и гармония тоже не все. А если это портрет человека, похожего на Соловья-разбойника, если он раздроблен, прост, груб?.. Красивый, приукрашенный, как у Элизабет, облик — еще не характер, не правда жизни… Преувеличивать в человеке красивое — приятно заказчику, но что нужно художнику?
Миновал еще один год. Майским днем, водрузив на плечо котомку, наш герой отправился в путь.
Учение позади, теперь он будет ходить по усадьбам, сельским домам, к состоятельным людям и писать портреты тех, кто хочет их иметь. Открыты все пути-дороги, в любую губернию. Но направить свои стопы он решил в сторону Твери, вдруг забредет в имение Львовых, вдруг удастся повидаться с вечно юным Николаем Александровичем?
Стояли необычно жаркие дни. Духота уже третью неделю. Ни малейшего ветерка. Такая погода сменяется ураганом, ливнем. Но то, что случилось на этот раз, нельзя было сравнить ни с какими летними ливнями.
В нескольких верстах от Торжка на нашего странника обрушился настоящий водопад. Пришлось остановиться под деревом, и страшное зрелище предстало ему. Гремели небеса, налетали вихри, сверкали молнии, и ярчайшие всполохи прорезали мутное пространство между землей и небом. Казалось, идет битва гигантов, столкнулись потоки северного, холодного воздуха и горячего, южного.
Черно-зеленые просветы в небесах пугали и завораживали. Какая мощная картина! Кто бы мог нарисовать это. Никто не писал таких пейзажей. Грохот — как на войне. Удары грома падали на голову. Вокруг трещали ветви, стволы деревьев. Набравшись силы, снова и снова сходились две черные тучи, молнии слепили глаза, и разносился вселенский удар. Все неслось и крутилось и лишало память прошлого…