Опасный менуэт

— Говори-ила… И все же…

У него на языке вертелся вопрос, который он приберег напоследок.

— Скажите, милая, замечательная художница, зачем я был вам нужен? Если вы сочли меня бездарным художником, почему не сказали сразу?

— Милый друг! Ты долго помогал мне сохранять душевное спокойствие, равновесие, а это не последнее, что есть в жизни. Я так тебе благодарна! Милый, ты просто слишком молод, ты все еще в начале пути, а я… Единственное, что я люблю, — это живопись. Она дает мне уважение к себе, дает свободу, ту самую, за которую ратуют эти…

Да, она осталась той же, что была. Ничто, даже революция, не изменило ее. Легкая, изящная, непредсказуемая и талантливая.

— Когда я влюбляюсь в натуру, у меня получаются самые прекрасные портреты. Вы можете мне позировать? Эти волнистые волосы, это смуглое лицо, четко очерченные губы, фигура — просто созданы, чтобы вас писать. Свой автопортрет, надеюсь, вы уже сделали?

— Да нет, как-то не пришлось.

— Проказник! Шалун! Покоряете женщин и не имеете ни одного автопортрета?..

Он молча опустил голову.

— С тех пор как я расстался с вами, все ушло-уплыло. Мне приходится очень много работать, чтобы заработать на жизнь.

— А я не теряю надежды на портрет императрицы.

— Вы видели, как писали ее наши мастера — Рокотов, Боровиковский?

— Нет. Ну и что! Я сделаю свой портрет — невидимый мазок Рафаэля, тонкий рисунок, нежные краски и восхищение помогут. А тебя, Мишель, по-прежнему тянет к грубым людям, резким мазкам? Не одобряю, учти. Между прочим, мне пора к моим зрителям! А вы, дорогой друг, так и не поняли, что живопись — самое прекрасное, что есть. Что только власть над ней да истинная страсть делают человека счастливым.

Элизабет никогда не отпускала от себя своих поклонников, почти не давала надежды, но и не отпускала.

— А еще учтите, милый друг: манна небесная редко падает с неба, но… но надо быть всегда готовым, держать в руках тарелочку. — И она рассмеялась.

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА. ЖЮЛИ И МИШЕЛЬ

Выставка имела успех. Михаил внимательно рассматривал портреты Элизабет, восхищался ими, хотя что-то в них было слишком красивое и они походили один на другой. А в это время Жюли в соседней комнате, стоя в углу возле своих картин, прислушивалась к тому, что говорили посетители. Они безмерно хвалили ее мать и возмущались тем, что рядом тут же висят портреты ее дочери, которая даже не знает азов живописи. Жюли выбежала из зала и столкнулась лицом к лицу с человеком, которого она, кажется, хорошо знала. Черные волосы. Синие глаза, лицо небритое, большая борода. И тут ее взгляд скользнул по палке, которая была прислонена к входной двери. Это та самая палка, суковатая и гладко отшлифованная, и ручка напоминала крест. Боже мой, неужели это он — Мишель. Не раздумывая она бросилась к нему на шею и вскрикнула: "Мишель, это ты?" Они вышли к набережной Нивы. Она продолжала: "Боже, как я несчастна! Маман делает, что она захочет. Она повесила свои картины рядом с моими. Это такой стыд, такой позор. Помоги мне". Михаил гладил ее по спине и уговаривал: "Успокойся, Жюли. Это ты говоришь сгоряча. Я прошу тебя, успокойся".

Михаил приобнял девушку, и они подошли к гранитной набережной и остановились напротив Академии художеств.

"Видишь, на той стороне Невы стоит небольшой домик в котором мне когда-то в юности пришлось прожить не один месяц. Это страшноватое место.

Я сейчас тебе расскажу. Хозяин был старый и злой человек с громадной шапкой черных волос. У него была скрипка, и временами, по ночам он устраивал такие концерты, что я до сих пор вспоминаю с содроганием. Этот человек использовал бедных студентов, заказывал им гравюры для обеспеченных людей, но особый спрос имели маленькие миниатюры. Платил он копейки, но много требовал. Еще одну комнату занимала в этом доме красотка, по имени Эмма. Видимо, она заманивала студентов. У них было какое-то темное коммерческое дело. Конечно, вероятно, этой Эмме больше нравился я, чем злой старик. И, когда она у меня была, этот старец, исчадие дьявола, издавал такие страшные рулады, что было не по себе. Представь себе, Жюли, таких людей на свете очень много. Ты пока молода и живешь под мамочкиным крылом. Но учти, люди такой породы встречаются где угодно. Один из них повернул лодку, когда мы плыли по Черному морю, повернул в бухту, и я оказался в плену у пиратов на долгое время. Такого человека я, кажется, видел и в Париже, когда мародеры грабили богачей: дорогие вещи и рисунки, статуэтки валялись на улице. Вот, дорогая Жюли, что таится за стенами маленького уютного домика близ Академии". Михаил повернулся и, опершись локтями на парапет набережной, засмотрелся на бегущие волны Невы, свинцовые, тяжелые. Они будоражили память, но лишь только проглядывало солнце, Нева приобретала серебристый, даже с некоторым перламутром, цвет. Жюли зачарованно смотрела то на Мишеля, то на серебристые волны.