Опасный менуэт

И вот уже и бедняки, и знатные гости кружатся, кружатся, а Элизабет, ничуть не смущаясь, подхватывает своего Джузеппе. И тут же бедным музыкантам-циркачам показывают на столы, уставленные оливками, салатами, жареными цыплятами, сыром и разными винами, и те, конечно, окружают столы с яствами. Танцы продолжаются, по знаку Элизабет кто-то играет новый танец мазурку, и она, распахнув руки, отодвигает всех и пускается по кругу в темпе мазурки. Она заканчивает, а танцы приобретают все более массовый и бурный характер. Элизабет поманила к себе Джузеппе, и, обнявшись крепко, как в народной тарантелле, они понеслись по кругу. Да, старинный итальянский танец, а некоторые танцевали в сабо с сильным треском, кажется, завладел чуть ли не всей королевской площадью. Что-то опасное чудилось в этом танце. Элизабет выделывала такие коленца, что невозможно было оторвать взгляд. И только одна Жюли сделала несколько шагов и спряталась за Мишеля. Как раз в этот момент у Элизабет сломался каблучок, совсем как в Париже при первой встрече с Мишелем. И вдруг она вскинула ножку, и ее туфелька угодила чуть ли не в лицо Михаилу.

— Починить! — раздался ее капризный голосок.

И вдруг стало тихо. Из дверей дворца вышла, сопровождаемая свитой, королева Каролина. И тут же послышался звук то ли тромбона, то ли трубы, означавший немедленный сбор. Слуги отодвинули циркачей с площадки, а прочие столпились вокруг глашатая. Элизабет впереди.

Глашатай сказал что-то на ухо королеве, приблизился и русский посланник Андрей Разумовский. Он прошептал: "Элизабет, пора ехать в Россию. Надо спасаться. Вчера ночью я слышал неподалеку возглас: долой всех королей, долой неаполитанскую королеву! Только что арестован Людовик XVI, возможно ему грозит гильотина, та же участь ждет и его супругу Марию-Антуанетту". Элизабет с рыданиями закрыла лицо руками: "Боже мой, Боже мой, моя любимая королева! Эти изверги могут еще и казнить ее! Ехать, немедленно ехать в Россию. Там большие пространства, там большие снега, прекрасная императрица Екатерина. Жюли, немедленно за мной". Во дворце поднялся переполох, и площадь скоро опустела.

Но Жюли побежала искать Мишеля-Николя. Где он, что с ним? Если она его встретит, немедленно обнимет и крепко, крепко расцелует.

О, эти девочки-подростки, особенно маленькие француженки! Они готовы на отчаянные поступки. Сколько ни бегала Жюли по набережной, она нигде не нашла Мишеля.

Было уже за полночь. Мишель метался по своей комнате, собирая свои вещи. Поднявшись на второй этаж, он вышел на веранду. Веранда была покрыта кружевными тенями от виноградных листьев инжира. И что же он увидел? По берегу моря быстро шел Джузеппе и нес на руках Элизабет. Они двигались по залитой лунным светом тропе, и волны ритмично ложились к ногам Джузеппе.

Мишель схватил свои нехитрые пожитки, взглянул на часы и тихо, почти на цыпочках по черной лестнице вышел в сад. Вот она, тропа, которая ведет к остановке омнибуса. Назад, назад, надо ехать в Россию!

ГОЛОС ЗЕМЛИ И НЕБА

Трак-трак-трак. Колеса тяжелой, с кожаным верхом кареты отбивают дробь по неровной малороссийской дороге. И подобно колесам на колдобинах, стучат, спотыкаясь, мысли в голове Михаила Богданова.

Итак, он навсегда расстался с той, что сделалась ему дороже всех на свете. Но кто дорог — тот нас и ранит. Самолюбие, столь долго дремавшее, гордость, наконец, проснулись.

На-всег-да! — какое страшное слово. Кончился его сладкий плен, его мучительное счастье, более никогда не увидит он свою королеву… Ни-ко-гда. Но почему-то робкий голос подавала надежда или предчувствие, а вдруг?

Далеко позади остались Неаполь, Турин, Вена, приду-найские земли. Впереди расстилалась незнакомая, почти забытая Россия.

До Киева денег хватило, а что дальше?

Судьба продолжала испытывать, закалять нашего героя, предлагая новые обстоятельства, или сам он вручил себя великой повелительнице? Возможно, повиновался не просто уязвленной гордости, а некоему тайному голосу, исходившему из глубины души, Божественному голосу.

Конечно, можно было остаться в благодатных киевских местах, так хорош город Киев. Только судьба на ямщицкой подставе устроила ему встречу, которая повернула жизнь в ином направлении. Явилась она в лице старичка, говорливого и седенького, который сразу угадал, что парень голоден, как весенний волк. Развязал котомку и накормил досыта, до отвала странника капустными пирогами, при этом приговаривая:

— В Киев я ездил, в Печерский монастырь… братия славно принимала да еще и в дорогу дала, так ты ешь, ешь. Сам-то откуда, куда путь держишь? Издалече, видно.

Михаил нехотя поведал про Неаполь, про свое учение живописи.

— А куда ж ныне твоя дорога идет после странствий чужеземных?

— Не знаю. Родных у меня нет.

— Значит, малевать учился? Это, милый ты мой, большое богатство — рисовать… А не желаешь со мной во Псков? У нас в Печорском монастыре иконописная мастерская имеется, однако иконописцев не хватает.

Михаил пожал плечами.