Опасный менуэт

— Он хотел всех примирить, в том числе двух кардиналов, но те, но каждый думал о себе. Вот что пишет герцог, верой и правдой служивший королю: "В тот же понедельник, 26 августа после ухода обоих кардиналов король отобедал в постели в присутствии придворных, имевших право входа. Он попросил их приблизиться и сказал слова, запомнившиеся: "Господа, прошу простить меня за то, что подавал вам дурной пример. Хочу поблагодарить вас за служение, за верность и преданность, какие вы мне всегда выказывали. Я очень огорчен, что не сделал для вас все то, что хотел бы сделать. Причиной тому скверные времена. Прошу вас служить моему правнуку столь же ревностно и верно, как вы служили мне. На жизненном пути этого ребенка может встать множество препятствий. Так будьте же примером остальным моим поддайным… Он будет управлять королевством, и, надеюсь, будет делать это хорошо; надеюсь также, что вы будете способствовать единению, а если кто сойдет с этого пути, вы поможете вернуться ему. Я вижу, что я расчувствовался и вы тоже. Прошу вас простить меня за это. Прощайте, господа, надеюсь, иногда вы будете вспоминать меня"".

Королева читала холодным, ледяным тоном, без модуляций, и оттого слова еще более действовали на слушающих, кое у кого на глаза навернулись слезы. Она лишь добавила:

— Не кажется ли вам, что все это имеет отношение к нашим временам?

Настроение разрядил король. Благодушно улыбаясь, он вспомнил кое-что из времен своего предка.

— Помните, господа, герцога де Нойоля? Странная история. Он подарил дофине табакерку с испанским табаком, она стала его нюхать… по секрету от короля и скоро заболела, жестокая лихорадка схватила ее… А помните мадемуазель де Лакло? Высокими нравами она не отличалась, однако как была умна!

— Это говорит о том, что под влиянием разума порок не может торжествовать, он исправим, — заметил герцог Орлеанский, — как остроумно Лакло ответила одному маршалу, — продолжал герцог, — он был так невыносимо скучен, что она при всех громко заявила: "Из-за вас мне скучна добродетель" — и объяснила с невинным видом: "Я просто сказала фразу из пьесы!"

Ни улыбки, ни одобрения не выразило лицо Марии-Антуанетты; она просила дослушать Сен-Симона.

— Этот умнейший человек пишет: "Мемуары написаны не для тех, кто является чумой для государства, кто отравляет все и из-за собственной глупости или своекорыстия ведет к гибели дорогами, которые лишь ускоряют упадок, — а для людей, которые жаждут знания, дабы предотвратить гибель, но которых старательно отстраняют те, кто добился могущества и доверия и более всего боится просвещения". Да-а, он прав. Причиной всему прескверные времена, — вздохнув, закончила Мария-Антуанетта.

— Господа, не кажется ли вам, что скоро будет гроза? — многозначительно проговорил, взглянув в окно, неаполитанский посланник. — В случае грозы, достопочтенные дамы, прошу к нам в Неаполитанское королевство. И вас, мадам, тоже. — Он оказывал явные знаки внимания Элизабет.

Королева кинула на него один из уничтожающих взглядов и заметила:

— Если вы имеете в виду парижские толпы, их угрозы, то это просто собрание глупцов, болтунов и оборванцев!

— Да, — поддакнула Элизабет, — пройдет несколько дней, они всё поймут и разочаруются в этих ораторах. — И сгоряча добавила: — Турнуть бы их куда-нибудь, — и рассмеялась.

За столом исчезла напряженность. Насколько Элизабет умела завоевывать сердца, настолько королева лишена была этой способности. Наделенная немецким мистическим предчувствием, она постоянно жила в ожидании катастрофы. К тому же в те дни серьезно болел ее старший сын. Она знала, что Виже-Лебрен закончила ее портрет с детьми и он должен быть выставлен. Мария-Антуанетта спросила об этом, но Элизабет была слишком умна, чтобы раскрывать историю с портретом, еще неизвестно, возьмут ли его в Салон. Она лишь низко поклонилась королеве и изобразила одну из своих самых очаровательных улыбок.

В это время в соседней зале заиграла музыка и многие направились туда. Ах, как утешала их музыка, как отключала от того, что происходило на улицах! Но под звуки музыки шли самые тайные, опасные и секретные разговоры.

Руки соединяются, кавалер и дама в менуэте приближаются друг к другу всего на полминуты, но уже сказано коротко и тихо самое главное. Если бы в те времена были прослушки, вот что можно было бы записать.

— Он вернулся из Америки, этот поклонник королевы, швед.

— И просит направить его во Францию.

— Он уже здесь. И они виделись!

— Говорят, он дал клятву никогда не жениться.

— Кто же ее "ночной король"? Людовик или Ферзен?..

— Если толпа захочет смести королевскую власть, а дело, кажется, определенно к тому ведет, то он спасет свою королеву.

— Опасный менуэт! Если это дойдет до ушей тех, кто называет себя "власть народа", — несдобровать!.. Не спасет Ферзен королевскую семью, не выручит королеву.

— Он сказал: она так часто при мне плачет, как же мне ее не любить, не думать о спасении?

— О, как ужасно все, что происходит в Париже!