Каким образом Борис Александрович Покровский узнал о Юрии Борисове? В Ленинград приезжал на гастроли Большой театр. Привез, в числе прочего, оперу Сергея Прокофьева «Семен Котко», поставленную Покровским, другом Георгия Александровича Товстоногова — они учились на одном курсе в ГИТИСе (Георгий Александрович рассказывал, что Покровский был старостой курса и всегда его «покрывал»). Олег Иванович попросил Товстоногова поговорить с Покровским о Юре. Под конец обеда, устроенного Товстоноговым, такой разговор состоялся.
Догадливый Покровский спросил напрямую:
— Гога, кого-то нужно в Большой устроить?
— Нет, Борис, в Большой не нужно. К тебе в Камерный!
— И кого же?
— Сына Олега Борисова. Замечательный мальчик, бредит камерной оперой…
Юра действительно бредил подвалом на Соколе. Сколько Олег Иванович ни призывал его хорошенько взвесить: раз уж Товстоногов помог, то, может, лучше сразу в Большой? «Нет, лучше в Камерный, там я смогу заниматься профессией!» — ответил Юра. Он побежал к Георгию Александровичу поблагодарить за заботу («Рад был помочь, вы мне очень симпатичны!» — последовал ответ) и уехал в Москву. Там выяснилось, что в театре на Соколе нет мест («единиц» — так правильно говорить), но можно рассчитывать на дипломный спектакль. Юру предупредили, что «дед» (Покровский) любит вмешиваться, править, что вообще у них с Георгием Александровичем много общего, — но выбор был сделан!
«С тех пор, — записал в дневнике Олег Иванович, — прошел год. Юра в театре пообтесался, однако с Покровским все время в споре. Долго его убеждал в необходимости поставить „Бедную Лизу“. Саша Боровский сделал красивый макет, в котором есть две лодки. „Они в наше бомбоубежище не влезут, и не надейтесь!“ — кричал на них Борис Александрович и макет не принял. Тем не менее Юра с Сашей ночью (а была зима!) отправились в Парк Горького, дали сторожу трешку и проникли на склад лодок. Выкопали из-под снега, наняли машину, погрузили. Утром Покровский пришел в театр и увидел, что прохода нет — все перегорожено лодками, веслами. К тому же вонь от них — как от общественного сортира. Отдать ему должное, Юрин шеф оценил эту настырность и распорядился оставить… одну лодку».
У Покровского Юрий Борисов проработал около десяти лет. Поставил несколько музыкальных спектаклей, в их числе оперы «Игра на воде» Бенджамина Бриттена, «Бедная Лиза» Леонида Десятникова, «Дневник сумасшедшего» (по повести Лу Синя) Владимира Кобекина, вокально-симфоническую поэму Валерия Гаврилина «Военные письма», его же цикл «Альбомчик», «Метаморфозы» Овидия на музыку Г. Ф. Генделя, И. С. Баха, В. А. Моцарта, сценическую композицию «DSCH — играем Шостаковича».
«Покровский, кажется, был доволен, — вспоминал Олег Иванович. — „Многовато фантазии у вашего сына“, — говорил он, почесывая нос. Многовато — не маловато!..»
Дипломной работой Юрия Борисова стала постановка камерной оперы Леонида Десятникова «Бедная Лиза» в 1980 году в театре Бориса Покровского. Потом он работал в Московском театре оперетты, с 1991 года — в «Антрепризе Олега Борисова», до последнего дня — на радиостанции «Говорит Москва» с передачами «Беседы с Юрием Борисовым» — о выдающихся музыкантах и артистах. Он написал несколько книг и сделал несколько проектов на телевидении — фильмы-спектакли «Лебединая песня», «Репетиция Пушкина», снял художественный фильм «Мне скучно, бес», который стал последней работой в кино Олега Борисова.
Юра обладал массой талантов, у него была способность придумывать новые идеи, помогать и знакомить. Он занимал большое место в жизни целого круга людей искусства. «Это ужасно неожиданная и огромная для меня потеря, — говорил Леонид Десятников. — Мы давно с Юрой знакомы, в молодости дружили, вместе учились, он на курс младше меня был. Он был судьбой изначально поставлен в очень сложные условия, потому что он был сыном великого артиста. Я, безусловно, ему очень многим обязан, потому что он инициировал постановку моей оперы „Бедная Лиза“ в театре Покровского. Для меня это был огромный скачок в социальном плане. По своему складу, застенчивости, интровертности Юра не очень был склонен к работе в театре, в театральной режиссуре. И на этой ниве он не снискал существенных лавров. Конечно, его природа — это уединение, монастырский затвор в тиши кабинета. И на этом поле он, я считаю, создал шедевр — книгу, которая в музыкальной мемуаристике стоит особняком. Это книга „По направлению к Рихтеру“».
Эту книгу академик Андрей Андреевич Золотов называет «книгой восприятий», важным свидетельством восприятия молодым, талантливым, тонким, художественно одаренным человеком «огромного явления, которое вдруг ему предстало».