Олег Борисов

Потом я понял, в чем дело. По всей видимости, он, наблюдая за происходившим, чувствовал и понимал, что мы тоже — я имею всю группу — полностью отданы работе. Что для нас главное — не просто отбыть восемь часов на площадке, завтра еще восемь и так далее, а в том главное — мы в поиске, мы в напряжении и мы живем только картиной. Только фильмом. И видел Олег Иванович так же, что степень нашей отдачи совпадала со степенью отдачи его. И я поэтому хорошо представляю себе ситуацию, когда он, готовый на 120 процентов отдаться роли, видит вдруг, что не готов партнер. Что там, на лесах павильона, по недосмотру осветителя упала шторка какая-то. Что в процессе съемки вдруг возникают какие-то разговоры. Что режиссер не знает, что делать ему. Неуверенно говорит о том, что надо делать вот в этом эпизоде, в другом… То есть он на 120 процентов готов, а кто-то на 80, кто-то на 50, кто-то на 30. Они-то и говорили, естественно, о его тяжелом характере, потому что такое положение дел могло его, конечно же, взорвать. Я его очень хорошо понимаю… Ну не зовите тогда Борисова. Зовите человека, который тоже будет работать на 80 или 50 процентов. А Борисов этого не мог. Когда он отдавался, все получали этот сгусток энергии, сгусток отдачи…

Мы работали едино. С полной отдачей. Это касалось всего персонала группы, операторов, художников… Художник-постановщик всегда ходил с молотком. Александр Толкачев, которого очень уважал Борисов. С молотком ходил. Сам забивал гвозди. Смотрел. Выдергивал.

Заканчивалась съемка, мы приезжали в гостиницу, там продолжались разговоры, разминки, репетиции. И даже за дружеским столом, во время позднего ужина с вином, с водкой — все равно разговор был только об этом. Все жили картиной».

Работу с Борисовым Абдрашитов характеризует «особым делом». Во время разговоров об образе следователя Ермакова в картине «Остановился поезд» читали стихи, слушали музыку, которую композитор присылал для того или иного эпизода. Все обсуждения — на полутонах, не в режиме «плюс — минус» или «белое — черное». «Выстраивать отношения с этим артистом на полутонах, — говорит Вадим Абдрашитов, — было сказочным удовольствием». А все разговоры о сложности характера Борисова Абдрашитов называет абсолютной чушью и недобросовестностью тех, кто об этом говорит и кто так и не сумел обеспечить высокую степень вовлеченности в фильм или в спектакль.

Борисов привнес в ленты-шедевры чрезвычайно много, ни на каких весах не измерить его — со-творца с Александром Миндадзе и Вадимом Абдрашитовым — вклад. Снимавшийся в «Параде планет» Сергей Никоненко говорит, что Борисов был для него удивительным примером отношения к работе, к делу, к партнерам, к режиссеру и ко всей съемочной группе. «Я, — говорит Сергей Шакуров, — не могу сказать, что у него был тяжелый характер. На себе, по крайней мере, я этого не ощутил. Поскольку он был человек суперталантливый, его, быть может, раздражало бескультурье партнеров — это я не о „Параде планет“, — неоправданная звездность. Или просто — тупость. Есть артисты — тупые, с которыми не о чем поговорить. И это могло раздражать».

У Борисова — ноль звездности. О том, что у него «звездная болезнь», говорили только два человека. Один — Олег Ефремов, который пытался этим ярлыком объяснить спровоцированный им самим уход Олега Ивановича из МХАТа. Когда человек из хороших побуждений что-то делает, его потом предают. «Отец сполна получил за свою преданность МХАТу, — говорил Юра Борисов. — Второй — Кирилл Лавров: в телепередаче. В Питере осталось какое-то болезненное восприятие ухода Олега Борисова из театра. Там все считают себя истинными патриотами БДТ… То есть уйти оттуда — для них настоящее предательство. Как, знаете, дают тебе некое масонское удостоверение — и на всю жизнь. Выход оттуда карался смертной казнью». Не менее категоричен и Сергей Юрский: «Для Товстоногова человек, ушедший из его театра, это человек, который изменил Родине…»

В киноэкспедициях Олег Иванович всегда становился частью группы. Таким, как все. Когда снимался «Остановился поезд», в гостинице подолгу не было горячей воды. Ехали все вместе со съемок в автобусе, проезжали мимо гостиницы, спускались к Оке (брали с собой мыло, шампунь) и мылись в реке, как говорит Абдрашитов, «по-солдатски, по-красноармейски… и Борисов был одним из нас».