Олдорандо (СИ)

   Юли повернул назад. Усилк всё ещё лежал на полу камеры. Склонившись над распростертым телом, Юли с облегчением понял, что узник ещё жив. Он нагнулся, схватил парня за плечи, и, одним рывком подняв с пола, поставил на ноги. Усилк только тихо застонал. Оглушенный ударом, он до сих пор был в полубессознательном состоянии. Перекинув его руку себе за шею, через плечо, Юли напрягся и поволок узника к двери. Тот очухался, когда кровь отлила от его головы, и принялся с трудом переступать ногами.

   В дальнем конце коридора всё ещё бушевал капитан, охваченный приступом административного рвения. Повсюду вокруг Юли другие инквизиторы тоже выводили свои жертвы из камер и гнали их перед собой. Никто из них не выражал недовольства этим внезапным перерывом в их утомительной работе. Как говориться, никогда не вредно отдохнуть.

   В наполненной пылью темноте галереи люди выглядели смутными тенями. Различить их лица было нельзя. Юли вдруг понял, что этот обвал, несомненно, знак, данный ему самим Вутрой -- именно сейчас, в этой суматохе, когда даже стража покинула свои посты, появилась возможность легко скрыться, не оставив следов. Но вот что делать с Усилком, который ещё находился в полуобморочном состоянии? Бросить его здесь?..

   Ярость Юли затихла и вместе с этим появилось сильное чувство вины. Сейчас им владело только одно желание -- доказать Усилку, что он был искренен, предлагая ему помощь. В конце концов, он поклялся матери Усилка, что поможет ему. А она была добра к нему, как его родная мать.

   Но вот как это сделать? Слова тут были бесполезны. В этом Юли уже убедился. Тут требовалось дело. Но какое? Побег?..

   Юли растерялся. Он понял, что на самом деле вовсе не хочет бежать из Панновала, где он стал уважаемым человеком, неизвестно куда. Щекочущее томление духа -- это одно, а суровая борьба за выживание под беспощадными небесами -- совсем другое. Это он тоже знал. Но он также знал, что боги никому не посылают дважды своих знаков. Если он в достаточной степени кретин, чтобы пренебречь указанием свыше, значит, быть по сему. Он бесплодно закончит свои дни в этой норе, подобно отцу Сифансу -- не принеся никому никакой пользы, окруженный лишь страхом... Ну нет!

   Решение было принято. В голове Юли созревал отличный план действий. Сначала ему нужно привести Усилка в чувство. Не надо вести его в тюрьму. Он приведет его в Святилище, а там... там видно будет. Если молодой дурак опять примется упорствовать, никогда не поздно будет вернуть его назад.

   Вместо тюремных камер Юли направился к своему жилищу. По пути ему вдруг пришло в голову, что все остальные следователи идут туда же. Нечего было и думать отвести Усилка в общежитие младших священников, где размещалась келья Юли. Там всегда полно людей, заключенного сразу же заметят. Но есть более надежное место...

   Туда Юли и потащил свою живую ношу, одновременно считывая узор стены. Немного не доходя до спален младших священников, он повернул, толкая Усилка впереди себя вверх по винтовой лестнице, которая вела в Святилище, прямо к комнатам старших священников. Обычно её охранял постоянный пост стражи, но сейчас её тут не было...

   Высеченный рисунок, по которому скользили его пальцы, сообщал ему, что он находится уже возле комнат отцов-наставников. Право, это было гораздо лучше, чем сжимать в руке тусклый и вонючий факел!

   Он остановился перед дверью комнаты отца Сифанса и постучал. Он много раз стоял перед ней, дожидаясь, когда святой отец выйдет к нему, но ещё никогда не входил внутрь.

   Как он и ожидал, ответа не было. В это время дня святой отец был обязан присутствовать на службе, занимаясь с послушниками. Тогда Юли просто открыл дверь и втащил в неё Усилка.

   Как он и предполагал, в комнате никого не было. Усадив Усилка на пол, спиной к стене, он стал шарить по комнате, ища лампу. Постоянно натыкаясь на углы незнакомой каменной мебели, он наконец нашел её, и, крутанув кремневое колесико чудесного изобретения Панновала -- зажигалки, высек искру. На конце фитиля масляной лампы вырос язычок пламени.

   Подняв лампу, Юли огляделся в её мерцающем свете. Просторная комната поразила его смесью роскоши и аскетизма. В одном углу стояла угрюмая статуя Акха в человеческий рост. В другом была выдолблена каменная ванна для омовений. На подвешенной к стене полке лежало несколько незнакомых Юли мелких вещей и музыкальных инструментов, среди них -- флуччель. Пол был застелен циновками, поверх них у статуи Акха расстелен коврик. И больше -- ничего. Ни стола, ни стульев, лишь в тени виднелся вход в маленький альков. Даже не заглянув туда, Юли сообразил, что там стояла кровать, на которой спит старый священник. Он был удивлен такой спартанской простотой. Рассказы о роскошной жизни высших духовных лиц преувеличили всё очень сильно. Если не считать ванны и статуи, его комната выглядела так же. В ней тоже почти не было вещей. Впрочем, единственной дорогой для Юли вещью был серебряный флуччель, его любимый музыкальный инструмент, а он и так всегда лежал у него в кармане.