Олдорандо (СИ)

   Потом внимание Юли привлекли незнакомые вещи на полке, притянувшие его взгляд своим причудливым блеском, но тут же он спохватился. Незачем было шариться, подобно вору, в комнате своего учителя, когда его ждало более важное дело...

   Отбросив неуместные мысли, Юли принялся за него. Для начала он нашел каменный таз, наполнил его водой из глиняного кувшина и обмыл лицо Усилка. Прикосновение холодной воды привело узника в себя. Он слабо попросил пить. Юли протянул ему полный ковш. Усилк жадно выпил всю воду, но его тут же вырвало. Юли покачал головой, потом протянул руку и взял с полки замеченную им твердую лепешку из ячменной муки. Юли отломил треть для Усилка, а сам не откладывая съел остальное -- пускай он стал преступником, это не повлияло на его аппетит. Затем он осторожно тряхнул парня за плечо.

   -- Не сердись на меня, -- тихо сказал он. -- Прости меня за то, что я не сдержался. Но ты и сам виноват в моей несдержанности! Ведь я действительно дикарь, а какой из дикаря священник? Никудышный. Сейчас ты видишь, что я говорил правду. Теперь ты убедился, что я не обманывал тебя? Сейчас самое время сматываться отсюда. В Твинке обвал и нас вряд ли хватятся. Милиции не до нас.

   Усилк ответил лишь неразборчивым стоном.

   -- Что ты сказал? -- Юли склонился к парню. -- Как ты себя чувствуешь? Тебе ведь придется двигаться самому. Ты сможешь передвигаться без моей помощи?

   -- Ты всё равно не обманешь меня, монах, -- Усилк твердо взглянул на Юли через щелки опухших глаз. -- Прибереги свои лживые комедии для своего лживого бога.

   Юли присел перед ним на корточки и Усилк резко отдернулся вбок от его горящего взгляда.

   -- Слушай, у нас уже нет пути назад, -- сказал Юли. -- Ты должен понять, что все пути к отступлению уже отрезаны. Нас наверняка уже хватились. Попытайся также понять, что мне ничего не надо от тебя. Просто я хочу, чтобы мы выбрались отсюда побыстрее. Я достану для тебя монашескую сутану. Когда мы покинем эту камеру, я проведу тебя на Рынок и мы убежим вместе. Я заберу у торговцев собачью упряжку и всё необходимое, скажу, что преследую беглого еретика. Священник может забрать в Панновале всё, что угодно, заявив, что такова воля Акха, тем более, что сейчас чрезвычайное положение. Мы сможем спокойно проехать через главные ворота, если оба будем одеты, как охотники. Никто не посмеет задержать меня. А на равнине нас приютит жена одного знакомого мне торговца и охотника, Лорел. Мы поживем у неё, пока будем привыкать к холоду. А потом мы вернемся к моему клану. Мои дяди примут нас...

   Усилк отвернулся.

   -- Я никуда не собираюсь идти из своего города, тем более с тобой, монах!

   -- Но ты должен идти! -- возмутился Юли. -- Ты уже беглец. Если тебя поймают здесь, за пределами Твинка, то тут же казнят за побег. К тому же, я привел тебя в комнату моего отца-наставника. Мы не можем долго оставаться здесь. Он не такой уж плохой старикан, но если он застанет нас тут, то обязательно донесет на нас милиции...

   -- Ты серьёзно ошибаешься, Юли, -- внезапно послышался голос за спиной. -- Вообще-то твой "не такой уж плохой старикан" умеет хранить чужие тайны.

   Рывком вскочив на ноги, Юли оглянулся -- и оказался лицом к лицу с отцом Сифансом. Тот бесшумно появился из глубины темного алькова и встал за спиной Юли, когда тот разговаривал с Усилком.

   -- Святой отец... -- потрясенно выдохнул он.

   Отец Сифанс только отмахнулся от него.

   -- Я прилег отдохнуть, -- сказал он, не обращая внимания на растерянность ученика. -- Я был в Твинке, когда обрушилась его кровля. Что там творилось!.. Это было нечто невообразимое. К счастью, я почти не пострадал. Обломок камня лишь отшиб мне ногу. Я слышал всё, что ты тут говорил, так что позволь мне дать тебе совет: не пытайтесь уйти через северные ворота. Стража закрыла их и объявила чрезвычайное положение, -- просто так, на всякий случай, если достопочтенные граждане вздумают совершить какую-нибудь глупость, вроде побега из нашего святого города.

   -- Ты не собираешься выдать нас милицейским, отец? -- тревожно спросил Юли.

   От прежних времен, от дней его отрочества, у Юли сохранился острый костяной нож. Когда он задал этот вопрос отцу Сифансу, его ладонь скользнула под сутану и стиснула рукоять этого ножа. Этот нож был всем, что осталось у него от прошлой жизни. Когда Онесса ещё была в добром здравии, она украсила рукоятку своего ножа искусной резьбой и подарила сыну. Раньше он принадлежал её отцу-вождю, деду Юли, и он был преисполнен мрачной решимости пустить его в дело, если потребуется. Ему уже доводилось убивать людей, и он не сомневался, что сумеет сделать это вновь.

   Святой отец хмыкнул, заметив его зловещее движение.

   -- Я собираюсь сделать худшую глупость, большую, чем ты можешь представить. Я посоветую тебе, какой лучше всего избрать путь, чтобы покинуть нашу темную страну... -- он замолчал, подмаргивая подслеповатыми глазами. Юли внимательно смотрел на него.