Вот основное предназначение Хранителей: они несут правду прошлого новым временам. Наш мир, как гласят священные тексты, был некогда спасен Акха из огня Вутры. Это ты уже знаешь. Но только Хранителям известно, что много-много поколений назад, во время Весны, народ Панновала осмелился бросить вызов Великому Акха! Люди осмелились покинуть пределы нашей священной горы и ушли жить на равнину! Города, подобные Вакку, были построены прямо под открытым небом. Но за это ужасное отступничество мы были наказаны испепеляющим огнем, который Вутра со своими приспешниками ниспослал на землю. Немногие смогли уцелеть... Покаявшись, они вернулись сюда и заново начали строительство нашего общего дома.
И это не просто легенда, Юли, -- отец Сифанс вдруг возвысил голос. -- Не страшные предания, выдуманные лживыми глупцами, как ты, я вижу, считаешь. Нет. Такова истинная история нашего народа и его жизни в поколениях. Эту историю Хранители и берегут в своей тайной крепости. Многое помнят они про жизнь под открытым небом, много хранят уцелевших вещей, оставшихся от этой жизни, а также многое из того, что осталось от времен основания нашего города, ещё более древних вещей наших изначальных предков. И потому, я уверяю тебя в этом, они ясно различают и всё грядущее, скрытое от нас до поры туманом нашего непонимания. Видят время огня Вутры, которое неотвратимо приближается...
Но Юли уже опомнился.
-- Но почему они тогда не открывают нам глаза на истинное положение вещей? -- возмутился он. -- Почему нам в Святилище не положено знать об этом? Ведь тогда мы смогли бы приготовиться к этой грядущей битве.
Старый священник нахмурился.
-- Достаточно того, что мы знаем их в виде притч из Священного Писания. А истина так или иначе, но неизбежно доходит до нас. Неприкрашенная правда хранится в тайне от нас во-первых потому, что люди, облеченные властью, предпочитают накапливать знания, а не делиться ими, поскольку знания -- это сила, могущественнее которой ничего нет и быть не может, а во-вторых потому, что если мы вооружимся знаниями, то снова попытаемся вернуться во внешний мир под открытое небо, когда настанет Весна и Акха отринет снега с поверхности земли. И тогда всех нас вновь ждет злая участь. Не так ли, Юли?
У Юли гулко забилось сердце. Откровенность отца Сифанса в беседе с ним, юным дикарем из внешнего мира, напугала его. Истина взвопила в его сознании. Если сила -- это знание, то где же место для веры?.. В жизни простого человека, чтобы он покорно нес своё ярмо, так, что ли?
Он почувствовал, с каким нетерпением священник ожидает его ответа, и ему вдруг пришло в голову, что отец Сифанс попросту испытывает его веру, а милицейский поблизости ждет только слов произнесенной вслух ереси со здоровенным фагором наготове. Он чувствовал, что вся его судьба зависит от этого ответа. Должен ли он просто согласиться с мнением старого наставника, как тот, очевидно, и ждал?..
Минуту назад он бы так и сделал, без малейших сомнений. Но что, если отец Сифанс не лжет и верит не в Акха, а в знания? А он хотел сейчас именно знаний. Даже вера не могла заменить их. К тому же, один вид Вакка пробудил в нем неумолимую тоску о мире, который он так давно покинул.
Юли решил, что в столь важный миг нужно быть откровенным. Тем не менее, стараясь не рисковать, он всё же обратился к имени Акха.
-- Но если сам Акха изгонит снега с поверхности земли, тем самым он подаст знак, чтобы мы вернулись в мир под открытым небом из пещер Панновала, -- неуверенно произнес он. -- Противоестественно, когда мужчины и женщины рождаются и умирают в темноте.
Отец Сифанс издал тяжелый вздох разочарования.
-- Право, Юли, я ожидал от тебя иного ответа. Поистине ужасно, когда человек, стремящийся к знанию, пугается его, едва увидев, и отступает в тень. Но ещё ужаснее, когда он подозревает дарителя знания в недостойном обмане... не так ли, Юли? Я вижу, как ты сжимаешься в страхе при каждом упоминании моей должности и до сих пор не можешь разглядеть за ней человека. Ладно, оставим это... Ты так и не понял, что я хотел сказать тебе. Хранить слабых от ошибок и вести их за собой, пользуясь знанием -- вот долг и право знающего и сильного, но ты не хочешь этого, Юли. Дикая свобода для тебя важнее. Впрочем, я сам виноват. Я совсем забыл, что ты не панновалец и не можешь быть тверд в этом вопросе. Ты ведь родился под открытым небом.
-- Там же, под открытым небом, я надеюсь и умереть, -- с неожиданным даже для себя жаром ответил Юли. Он сам испугался своей горячности. Он боялся, что его нечестивый ответ может вызвать гнев отца-наставника и тот подаст знак милицейскому, возможно, всё же ожидающему поблизости.
Но его наставник и не думал гневаться. Вместо этого старый священник в дружеском жесте положил ему на плечо затянутую в перчатку руку. Его сухие пальцы слабо сжали крепкие мышцы юноши. Сам отец Сифанс был весьма легкого сложения.