Олдорандо (СИ)

   С этого дня он понял, что мирские заботы играли в Святилище куда большую роль, чем вера. Юли решил обратить особое внимание на эту сторону своего нового бытия. В разговорах со своими наставниками он постепенно узнавал очертания той пирамиды власти, которая цементировала весь Панновал в одно целое. Многое он почерпнул из разговоров с друзьями-послушниками, для которых жизнь Панновала не была откровением, как для него. Они познавали с младенчества сложную иерархию подземного мира.

   На вершине власти здесь стояла гильдия священников -- в их руках находилось принятие решений и управление всеми делами. Их власть опиралась на силу карательных органов в лице милицейской гильдии и в свою очередь оказывала ей поддержку своим авторитетом. Но сама эта гильдия была очень аморфна. В ней не было верховного вождя, подобного вождям племен, живущих в безмолвных заснеженных пустынях под открытым небом. Даже сам великий кардинал был всего лишь формальным главой духовенства. Не было здесь и верховного судьи. Его роль по безмолвному согласию высших чинов церкви возлагалась на самого Акха. Сама гильдия священников делилась на множество орденов, каждый со своими обязанностями, взглядами и поправками к единой вере. Приказ одного ордена священников мог отменить другой орден, его приказ третий -- и так без конца. Чины, звания и должности священников составляли беспорядочную иерархическую пирамиду, уходящую в метафизический мрак, не давая возможности проявиться как первой, так и последней инстанции, и не было той решающей инстанции, которая повелевала бы всеми остальными. Таким образом, из цепочки этой иерархии выпадало важнейшее звено, которое могло бы реально управлять всеми уровнями власти. Но именно поэтому эта полупризрачная пирамида была несокрушима -- она просто не имела сердца, в которое кто-либо мог нанести смертельный удар. Правда, среди послушников ходили упорные слухи о том, что отдельные наиболее могущественные ордена или кланы священнослужителей жили в отдаленных от Панновала пещерах горной цепи. Но в самом Святилище не было устоявшихся норм. Священники могли служить милиции -- и наоборот. Духовные лица могли вступать в милицейскую гильдию, а милицейские выполняли обязанности священников. Четкого разделения между мирским и духовным тоже не было. Под надежным покровом веры, учения и молитвы царила постоянная неразбериха. Акха был поистине далек от всего этого. Он был где-то там -- там, где сердца переполнялись несокрушимой верой.

   Юли тщетно пытался разобраться во всех этих сведениях, почерпнутых им из самых разных источников. Где-то в конце этой запутанной цепочки находились аскетичные мистики, которые могли общаться с мертвыми, и, возможно, творить другие чудеса. Ещё один слух заинтересовал его. Речь шла о том, что на вершине пирамиды, надо всей иерархией Святилища, всё же существовал тайный орден высшего духовенства, незримо управлявший всем. Ходили и иные слухи, к которым следовало прислушиваться в такой же мере, в какой прислушиваются к звуку падающих в лужи капель, что глубоко под пещерами Святилища обитал иной орден священников, которые назывались, -- если их вообще осмеливались называть, -- Хранителями.

   Хранители, по слухам, составляли тайный орден, доступ в который открывался только путем выборов, причем, тоже тайных. Разумеется, никто на самом деле не знал, как это всё происходит. Этот орден сочетал в себе двойную роль -- сказителей и священников. Обязанности его членов заключались в том, что им открывалось истинное знание и они должно были хранить его. Поговаривали, что Хранителям ведомо нечто такое, о чем в Святилище даже не догадывались. Это знание давало им силу. Храня прошлое, они провидели и будущее. Но никто ничего не знал точно.

   -- Кто такие Хранители? Видели вы их? -- шепотом допытывался Юли у своих юных товарищей-послушников. Но увы, всякий раз ответом ему было невразумительное бормотание или то, что он уже знал.

   Тайна возбуждала его и им овладело страстное желание стать членом таинственного ордена. Он постоянно думал об этих таинственных людях, достигших высот власти и мудрости, и наконец поклялся себе, что станет однажды одним из них.

* * *