Октябрь, который ноябрь

— Вот странно ты рассуждаешь. Я же говорю — мир новый будет. И книги новые. Чего мы, писатели, правды должны стесняться? Но дело не в том. Ты сама новую жизнь будешь строить. Может, и книги сочинять начнешь. Романы!

— Я?! — ужаснулась девочка. — Вот еще не было печали. Я едва писать умею. Меня отец учил, а он и сам-то…

— Дело поправимое. У меня все же Реальное за плечами, подтянем грамматику живо. Да и не в ней суть. Подумаешь, гласную не ту или кляксу шмякнешь. Ты вдумайся — мир заново отстроим! Неужели в стороне останешься? Буржуев ликвидируем, попов к чертям выгоним, бедность изживем, войны отменим. Электричество светит, паровозы свистят, грузовики несутся, сады по каждой улице — а ты в стороне мнешься?!

— Могу картошку жарить. Похоже, шагая по светлому пути, лопать вы будете исправно.

— Так работы много, силы нужны, — Борька с некоторым стыдом глянул на опустевшую сковороду. — Извини.

— Я не к тому, — улыбнулась Глашка. — Кушай, я на вас с отцом готовила. Сейчас чаю налью. Но вообще этот светлый путь — уж очень сложное дело.

— Еще бы! Было бы пустяковое, без нас бы справились.

И была поставлена перед будущим писателем товарищем Сальковым знакомая чашка с голубым ободком, был разрезан ломоть хлеба, что с крупной солью не хуже любого пирожного. И вернулся разговор к рассказу о будущем. По всему выходило, что написать про светлое, сияющее и очень-очень хорошее мирное будущее, посложнее, чем изобразить сотню героических сражений.

Конспиративная мастерская

42 часа до часа Х.

— Завтра руководство Центра с вами встретится. Наверное, под вечер, раньше не выйдет — загружены мы по горло, — как обычно скороговоркой зачастил связник. — А сейчас срочное задание. Не хотели вас, боевых товарищей, тревожить, но больше некому. Уж очень новости опасные. Стрелять не требуется, но ехать нужно срочно.

— Чего и куда? Ты толком говори, — постарался не раздражаться Гаолян. Стоящий рядом Андрей-Лев тоже заметно кривился…

Связник Центра — невысокий, чернявый человечек, — был торопыгой еще тем. Имел подпольный псевдоним — Бен Ганн, говором напоминал выкреста откуда-нибудь из Жмеринки или Барановичей. Гаолян ничего против иудеев не имел, среди них тоже достойные товарищи с рабочими руками и ясным сознанием попадались, но нарочито вворачиваемые связником местечковые словечки порядком раздражали. Словно в спектакль играет этот Ганн. Вроде и дела ему серьезные доверяют, и политически подкован — словами из газеты наизусть шпарит — а все одно на комедианта смахивает. Впрочем, Центру виднее кого посылать.

— На Волково поле едете. Груз нужно забрать. Особо важный! Довезти до Смольного, сдать под охрану. Только тихо, только скромно, ой вэй, только без шума. Машина вас ждать на Миргородской будет, там кошерно. Шофер один, но с погрузкой вам на месте помогут.

— Это в Воздухоплавательной школе, что ли? — удивился Андрей-Лев.

— Точно. Ой вэй, ты же там все знать должен, — не очень натурально обрадовался связник, хлопая себя по карманам серого теплого френча. — Пропуска, накладная — вот они!

Было понятно, что Центр знал, кого посылать. Вот только зачем скрывать и наводить тень на плетень? Черт ее поймет, эту конспирацию. Сам Гаолян Воздухоплавательный парк, конечно, знал, учебные полеты аэропланов и шаров-аэростатов порою наблюдал, но бывать на территории не приходилось. Взлетное поле, всякие ангары, эллинги и склады — запутаться легко. Хорошо, что знающий человек проводником будет.

— Что за груз? — уточнил Андрей.

Связник оглянулся, хотя и во дворе, и в подворотне было пусто.

— В том-то и дело, товарищи. Авиабомбы там. И не простые. Есть сведения, что офицерье из Генштаба о них сегодня припомнило. Уже посылали прощупать. Потому и нужно их побыстрее под надежную охрану поместить, — Бен Ганн вновь оглянулся. — В общем, дело такое срочное, что аж синагога дымит и пахнет.

— Зажигательные бомбы, что ли? — подозрительно уточнил инженер. — Так их перевозить нужно с предосторожностями.

— Хуже, — прошептал связник. — Газ там. Ядовитый. Еще при царе экспериментальную партию сделали. Самодержавные душегубы напридумали, проклятье на их зловонную тусовку.

— Да вы с ума сошли?! — чуть не заорал Лев. — А если разгерметизация?! Понимаете, что будет?

— Не кричите, — зашипел связник. — Уж год хранятся эти самые бомбы и ничего. Там все запаяно, закручено, проверено. Везите осторожно. Вот если до них офицерье доберется, да на аэроплан прицепит… Нет у Центра уверенности, что в Гатчине все летчики за нас. Представляете, если на город скинут?!

— Да быть того не может, не рискнут. Мы же их тогда до последнего… Черт, нужно забирать. А если поганые бомбы в машине растрясет?! — пробормотал оторопевший Гаолян.