Октябрь, который ноябрь

— Ничего не трогать! Замерли! Саперы, повнимательнее. Вася, что там за хрень?

— Похоже, нажимного действия. Ножка кровати…

Штурмующие настороженно осматривались: командование группы в гостиной, автоматчики в просторных прихожей и столовой, сержант-пулеметчик в кабинете. Все прислушивались как зоркий Вася изучает опасную спальню. Да, легко могли нарваться на мину в ванной, второй спальне или в чулане. Расслабляться нельзя.

— Знают, что след в след идем, — пробормотал прапорщик, мягко сдвигаясь от стола и осторожно приподнимая стволом автомата обвисшую в углу портьеру.

— Да уж, шмондюки еще те, — согласилась Катрин, глядя во вновь открывшийся за отступившим в сторону Москаленко серый прямоугольник окна — снаружи торчал близкий купол кирхи, падала темная тень от готического креста.

Крестовых теней шпионка издавна не любила. Не по религиозным мотивам, по личным, но тем не менее…

Катрин резко отвернулась от неприятного зрелища. И рухнула на пол…

…Удар был так силен, что вышиб способности рассуждать. Было понятно, что под носом квадрат дубового паркета, а от правого бедра поднимается боль. Сильная…

Рядом топали сапогами. Резко застучал «федоров»…

— С кирхи стреляли!

— Не, угол не тот. С крыши, что за церковью! Это со школы, мать его, кто ж мог подумать. Сигнал давай. Как она?! Куда стукнуло?

Катрин, стараясь не корчиться, осознала что «она» — именно про нее. Раз стукнуло, значит, ранена. Следовательно, в ляжку. У, сука, больно. Нужно быстрее перетянуть, если бедренная артерия задета…

— Оттаскивай! Башки не поднимать!

Донеслась близкая пулеметная очередь. Это из соседней комнаты, сержант накрывал из «льюиса» гадскую крышу со снайпером.

Катрин ухватили за ворот, поволокли. Жакет затрещал.

— Да стой ты! — захрипела шпионка. — Я сама могу.

— Не насмерть! — обрадовано завопил спасатель.

Катрин обнаружила, что ползти вполне может. Собственно, и раненая нога работала, хотя тупая боль аж в брюшную полость отдает. Но крови не видно.

— Сейчас перетянем, — бормотали, сталкиваясь касками бойцы, и суетливо разматывали бинты.

— Стой! Чего заматывать? Дырки нет, — Катрин, наливаясь злобой за бездарно профуканную операцию, бахнула рукоятью маузера по полу. — Убирай повязки. Москаленко, сигналь, их как угодно, но нужно брать.

— Да сигналят уж. Ты как?

Действительно, сигналили — с лестницы доносился зычный посвист, ему откликались свистом с улицы. В силу слабой развитости радиосвязи, «попутный» полувзвод использовал исторически проверенную сигнальную систему. Пулемет молчал — наверняка уже не наблюдается ничего даже отдаленно похожего на цели. Ушли гады.

— Москаленко, я в норме, видимо, рикошетом задело, — зарычала Катрин. — Прапор, ты стол видишь?

— Да вижу, мать его… Возьмем их, спуститься не успеют, — Москаленко с грохотом пронесся через прихожую, уже с лестницы проорал: — Васька, с капитаном останься!

Катрин попыталась сесть — через боль, но удалось. Собственно, тылы не пострадали.

Опрокинутый стол лежал на боку — отчетливо было видно что все четыре ножки укорочены — белели свежие спилы.

— Подготовленная позиция, — отметил проницательный Вася. — Расчистили сектор. Бутылка — ориентир линии прицеливания, а геранька на окне показывает силу ветра.

— Молодец, Василий, глаз у тебя — алмаз, — похвалила Катрин. — Порекомендую комвзвода досрочно тебя в унтера произвести. Только если бы ты эту догадку на пару минут раньше озвучил, я бы тебе капитанские «корочки» подарила. Причем, с превеликой радостью.

— Да опыта у меня, Екатерина Георгиевна, мало, — признался боец. — Я же толком и не воевал. Как нога-то? Сломана?

— Вроде нет. Вообще не пойму, чем прилетело.

— Так пепельницей! Пуля в пепельницу, а уж эта штуковина вам, извиняюсь, в ногу, — Вася пихнул прикладом половину разбитой бронзовой пепельницы. — Вот, хорошо, что хвост у девицы массивный, но тупой.

Катрин посмотрела на уполовиненную русалку — на бронзе сияла свежая глубокая ссадина.

Тьфу, просто издевательство какое-то.

— Слышь, Василий. Помоги-ка мне встать. Только не за ворот, отодрали уже.

Стоять шпионка могла, прыгать-хромать тоже, хотя боль по-прежнему мощно шибала в ногу. Ладно, будем считать «ограничено годна». Галифе разодраны, клок сукна отвис лохматым языком, ушибленная плоть под ним уже не смугло белеет, а краснеет и багровеет.

Опираясь на плечо бойца, Катрин выбралась на лестницу. Издалека донеслось несколько выстрелов. Шпионка выругалась и ухватилась за перила.

— Это верно, товарищ капитан, не успеть нам уже, — согласился хладнокровный Вася. — Противник дал деру по крышам, а чердаки тут идут почти сплошняком по всему кварталу. Кое-какое оцепление у нас выставлено, на него есть надежда. Враг может не учесть и напороться.

— Рассуждаешь верно, хотя упускаешь некоторые тонкости момента, — Катрин передохнула, наваливаясь животом на перила. — Вот что, раз мы все равно опоздали к этому празднику жизни, давай не вниз, а вверх. Дом высокий, обзор дает. Вдруг что-то приметим.

— Это конечно. Но выбираться на крышу в вашем состоянии…

— С крышей вряд ли выйдет. Но окно найдем, чтоб повыше.