Катрин прихватила служителя культа за форменный воротничок, дабы опереться, а заодно и прижать гражданина-лютеранина к стене. От души тряхнула и сунула ствол маузера под нос:
— На хрен теологическую дискуссию. Где преступник?
Придушенный священник не очень определенно, но указующе махнул рукой.
— Обходим с разных сторон, — Катрин заскакала между скамьями, самокатчики двинулись по боковым проходам. Было темновато, нависали фланговые нефы-балконы, казалось, оттуда вот-вот начнут долбить пулями. Подняться наверх раненый вряд ли успел, но если кто-то тут еще засел…
Шедший слева стрелок шарахнулся, вскидывая винтовку:
— Тьфу, черт! Вот он, зараза, затаился меж лавками.
— Притворяется? — второй самокатчик поспешил на помощь, Катрин двинулась через ряды.
— Да вроде не особо, — стрелок не опускал винтовку. — Никак помер.
Катрин упала на скамью, нагнулась в потемках, попыталась нащупать пульс — от лежащего пахло кровью, остывающим потом и порохом. Пульса не было.
— Что ж так неудачно, — пробормотала шпионка. — Хлопцы, сдвиньте его в проход. Может, все-таки жив?
Кирха наполнилась шумом шагов и громкими разговорами — прибыли основные силы преследователей.
Катрин морщилась и боролась с ремнем шлема — ослабляться он не желал, собственно, это ремень ухо и разодрал.
— Товарищ Мезина, ты сама-то как? — на скамью бухнулся запыхавшийся прапорщик.
— Еще прыгаю…
Зажигались лампы под потолком, возился взводной фельдшер над лежащим телом, перекликались обыскивающие церковные углы, бойцы.
…- Садит в упор, гадюка, — рассказывал самокатчик опоздавшим. — Пашке бок зацепило, товарищу-бабе-комиссару в шлем щелкнуло, ну, думаю, сейчас и мне врежет. И главное, затвор как назло заело, досылаю, досылаю, а оно никак…
Катрин пощупала царапину на боку шлема.
— По касательной, иначе бы пробило, — мрачно сказал Москаленко. — Повезло.
— Это да. Итоги у нас какие?
— Неутешительные. Округа стоит на ушах, у нас трое легкораненых, один тяжелый. Из добычи: четыре трупа, винтовка с оптикой, пистоли, всякая мелочь. Документов у покойников не найдено.
— Товарищ прапорщик, — окликнул склонившийся над трупом фельдшер, — у этого тоже… того…
— Понятно, — Москаленко вздохнул и достал папиросы.
— Церковь все-таки, не дыми, — попросила Катрин. — А что у покойного «тоже того»?
— Наколотые они все. Похоже, из уголовников. Сибирские, наверное. Я таких татуировок сроду не видел, — признался прапорщик.
Катрин ухватилась за скамью, встала. Если двигаться бережно, нога вела себя прилично. Шпионка дохромала до тела.
Бушлат покойника был распахнут, теплую рубашку и нижнее шерстяное белье фельдшер разрезал. Широкая грудь мертвеца пестрела сплошным узором татуировки: ломаные геометрические линии замысловато переплетались со спиралями, окружностями и треугольниками. Ничего общего с блатными зековскими темами или кокетливыми татушками начала следующего века наколки не имели. Скорее, нечто ритуальное, служащее панцирем-оберегом.
— Руку открой. От локтя, чуть выше-ниже, — попросила Катрин.
— Да там тоже самое, — фельдшер поддел финкой рукав. — Вот, вроде еще одной фуфайки. От кистей, до самого, извиняюсь, причинного места.
— Ладно, там любопытствовать не буду, — кивнула Катрин, разглядывая руку, сплошь покрытую сине-красным узором. Если и имелась на покойном когда-то та характерная служебная номерная татуировка, забили ее сложным рисунком прочно и надежно.
— Что будем делать? — Москаленко, морщась, смотрел на труп.
— Покойников — в штабную колымагу и в наш подшефный морг. Я съезжу с телами. Двух сопровождающих выдели. Сами возвращайтесь в Смольный. Найдешь товарища Островитянскую, в двух словах опишешь ситуацию и передашь, что она мне нужна в морге. Пусть сразу катит туда.
Прапорщик кашлянул:
— Я-то передам. Но товарищ Островитянская, она… Там сейчас на Зимний выступают. Товарищ завотделом занята по горло.
— Передашь, что нужна в морге, — повторила Катрин.
Москаленко поспешно оправил ремень с оружием:
— Виноват, не учел нюансы.
— Да ладно тебе. Это исключительно ввиду экстренности ситуации. Так-то товарищ Людмила у нас, несомненно, выше званием. Соблюдаем субординацию. Кстати, Василий хорошо отработал. Будет время, передай благодарность.
— Понял. Слушай, давай я с тобой отделение отправлю? Все как-то надежнее. Ты же не совсем в форме.
— Доеду. Да и на месте наши есть. Ты поскорее Островитянскую извести. Время поджимает. Телефонировать бы, да тут связь… очень малой секретности.