Охота на мудрецов. Неизданное

Раздираю пальцами спутанные кудри и поправляю мятую больничную форму. Позже переоденусь, спрятала вчера все подарки, не до них сейчас. Только цветы поставила в стакане с водой. На завтрак яичница, молоко и все те же разогретые консервы. Ставлю тарелки на стол и слышу плеск воды из ванной комнаты. Проснулся. Еще пара минут и Публий приходит в форме, гладко выбритый и с зачесанными назад мокрыми волосами. Только тени под глазами, и поджатые губы выдают, как ему после вчерашнего.

– Диана, я забыл сказать, что узнал о мудрецах.

Вздрагиваю от собственного имени. Если его помнит, то и остальное тоже. Как раздевала, как поила водой и уснула под боком. Краснеть я не умею, но взгляд не поднимаю. Публий садится за стол и берет вилку:

– Мотылек с генералом. Они даже не в нашем секторе.

Прячу улыбку за глотком молока. Не сомневалась, что Его Превосходство из рук Мотылька не выпустит. Значит и у нее маленькая сказка о нормальной жизни. А еще о любви. Это хорошо. Юные и трепетные должны любить. И не так важно, что будет потом, нужно наслаждаться своим «сейчас».

– Конспиролог снова в армии, – продолжает рассказывать Публий, – а Маятник и Создатель пропали.

Плохие новости, сказанные сухим и будничным тоном, все равно бьют по нервам. Теряю аппетит и утешаю себя только тем, что «пропали» не значит «убиты». Ценные фигуры, без присмотра их не оставят.

– Спасибо, Публий. Представляю, как сложно было это узнать.

Военный врач морщится и дергает плечом:

– На мудрецах сейчас больше грифов «совершенно секретно», чем на космическом вооружении планетарного поражения. Придется тебе потерпеть меня еще несколько дней, пока не решат, что с вами делать.

Замечаю, что и он в глаза мне не смотрит. Торопливо ест яичницу и залпом выпивает молоко.

– Прости, я не должен был выплескивать на тебя…

Замолкает, глядя в пустую тарелку. Мужчины не плачут и не делятся болью с первым попавшимся мудрецом. Это так же стыдно, как раздеться догола в центральном парке. Даже друг с другом, даже под Шуи они редко откровенны. Закрыты своими правилами, как молнией на комбинезоне. Наглухо. Под горло.

– Все правильно, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, – хуже, если бы дальше молчал…

Останавливаюсь, не идут слова. Мне проще обнять, как ночью, когда понимала, что крепко спит. Слетела броня из резких слов и напряжение сжатой пружины. Ближе и роднее никого не было. А сейчас я не знаю, кто передо мной: Публий или капитан Назо?

– Нельзя терпеть боль, я знаю, – глухо отвечает он и прощается кивком головы.

Уходит, оставляя меня одну на еще один долгий день. Предсказания почти не мучают и рифмуют о чем-то далеком и туманном. О полноводном Тарсе под ногами и закате на набережной. Правда, вчерашнее бытовое вот-вот должно исполниться. Предвиделось мне, что буду по колено в крови. Испугалась сначала, а потом почувствовала, как тянет поясницу. Период каждый месяц смещается на три дня, но сейчас, кажется, придет еще раньше. Перенервничала, бывает. Плохо то, что я больше не в палате медицинского центра, где в тумбочке лежал запас всего необходимого. У Публия точно нет, можно не искать, а попросить все время было некогда или не вовремя. Особенно вчера. Буду надеяться, что дотерплю до завтра.

Но к середине дня становится ясно, что мои обстоятельства мое собственное тело не интересуют. Спазмом сводит низ живота, и я спешно бегу в ванную комнату искать хоть что-нибудь. Здесь только полотенца, даже салфеток нет. Выбираю самое маленькое и стараюсь хоть как-то приспособить. Хорошо, что больничная форма свободного кроя, и рубашка закрывает бедра.

Пока готовлю ужин, боль усиливается. От мыслей о потери крови во рту становится сухо, голова плывет и накатывает слабость. Не привыкла жаловаться на женскую физиологию, но иногда очень хочется свернуться клубком на кровати под одеялом, и чтоб никто не трогал. Публий снова опаздывает. Накрываю на стол, со вздохом смотрю на часы и ухожу в гостиную на диван. Полотенцами закрываю обивку и ложусь. Ноет и болит не только живот и спина. Кажется, что внутри кто-то завязал все органы в узел и продолжает его затягивать. Ворочаюсь с боку на бок, проклиная тот миг, когда родилась женщиной. Я мудрец с психиатрическим диагнозом, трубы перевязаны, регулярный период давно не нужен, а мучиться продолжаю. На мгновение прикрываю глаза, пережидая очередной спазм, и слышу:

– Тьер, Диана!

Давно меня так не будили. Моргаю, привыкая к свету, и вижу склонившегося надо мной капитана. Злой и взъерошенный, как всегда. Только что с работы, так и не переодевается при мне в домашнее, а сейчас расстегивает рукава комбинезона и подкатывает их вверх.

– Ложись ровно, ноги вытяни, – командует Публий, – уже понял, что болит сильно, дай посмотреть.

А я думаю только о том, не видно ли пятен крови на полотенцах и как там мои штаны? Все время кажется, что пахнет кровью. Вдыхаю выстуженный климат-системой воздух и шепчу:

– Нормально все. Пройдет.