Охота на мудрецов. Неизданное

Молчу так долго, что приходит вторая волна. А вместе с ней воспоминания из бездны. Они пахнут луговыми травами и кровью. Все залито нестерпимо алой кровью. Покореженные перила, тротуар, белая простынь и тонкая рука. Уже холодная. Мне не дали поднять ткань, оттащили в сторону. Не помню кто. Втроем еле удержали. Дальше укол в шею и темнота, как бездна. Я хотел упасть в ней вслед за Флорой. Три дня умирал и выжил. Потом только Шуи и Наилий. Бесконечные разговоры и такое же молчание. Тишина как сейчас, когда встаю, а Поэтесса поднимается следом. Так следят за буйными пациентами, стоит им затихнуть на мгновение.

– Еще глоток, – тихо говорю мудрецу и тянусь за колбой.

Шуи льется по языку в глотку, но эйфории нет, только опустошение и слабость. Отдаю емкость Поэтессе, и она пьет так же, как я, прямо из горлышка.

– Все-таки пересилил себя, взял цветы и пошел к матери Флоры просить разрешения встречаться с ее дочерью. В дом меня не пустили, оставили на крыльце. Из-за спины дариссы Цецелии выглядывали ее сестры. А она все выспрашивала меня, где служу, велико ли довольствие, когда стану капитаном? Что я мог ответить? Лейтенантом был, полевым хирургом. В капитанских погонах сидят в кабинетах, а на меня рапорты, доклады, сметы, планы всегда тоску нагоняли. Со скальпелем в руках я больше пользы приношу. Дарисса выслушала и заявила, что не позволит дочери тратить жизнь на оборванца без перспектив.

Последнее слово еле выговариваю заплетающимся языком. Нужно или остановиться, или пить еще, чтобы стало все равно, как говорю.

– Публий, – мудрец хватает за руку, не давая поднести горлышко колбы к губам, – второй волны еще не было…

– Боишься, что упаду?

– Боюсь, – кивает Поэтесса и толкает к столу обратно, – лучше сядь.

Права мудрец. Шуи уже много, но все еще не достаточно. Сквозь туман снова проступают воспоминания. Никогда ничего не просил для себя, а здесь был особый случай. Я сидел и бледнел в кабинете у Наилия, долго не мог заговорить. Генерал клещами вытянул и про Флору, и про погоны, а потом провалился в раздумья. «Будешь капитаном», – сказал мне, – «главой медицинской службы моего легиона. Давно стоило придумать эту должность».

– Я стал капитаном, хотел обрадовать Флору, но не успел, – говорю, перетерпев вторую волну, и делаю еще глоток, – ждал ее в кафе. Мороженое растаяло в приторную лужицу, дневной перерыв давно закончился, а она не пришла. Мне с диспетчерской позвонили и сказали, что на мосту серьезная авария. У грузовика тормоза отказали, и он пробил ограждение пешеходной зоны. Гражданские медики помощи просили. Я подтвердил наше участие и сказал, что рядом, сам туда пойду.

Не знаю, произнес ли все вслух или замолчал на середине. Жар бьет в голову, вышибая сознание. Тьма обнимает и не отпускает, пока сквозь черноту не чувствую холодное прикосновение ко лбу. Поэтесса обтирает мокрым платком и зовет по имени.

Вот теперь точно все. Остаток сил трачу, чтобы подняться на ноги. Пол качается, и стену отпустить страшно.

– Пойдем спать, капитан Назо, – шепчет мудрец над ухом.

А я упрямо не хочу принимать ее помощь. Все равно не дотащит, если сам не дойду. Тоже ведь под Шуи, вон и глаза блестят, и губы пересохшие облизывает. Плыву по квартире, тяжело огибая углы мебели и выбирая место, чтобы упасть не на стекло. Меня болтает из стороны в сторону и, добравшись до кровати в спальне, я почти счастлив. Но лежа только хуже. Потолок закручивается спиралью, тошнота подступает к горлу. От второй волны точно отключусь, осталось совсем чуть-чуть. Ловлю Поэтессу за руку, когда тянет молнию на комбинезоне вниз.

– Тебя как… зовут?

– Поэтесса, – ласково отвечает мудрец.

– Зовут… как?

Вместо языка сплошной отек, не выскажу мысль, но моя соседка по квартире понимает:

– Диана.

– Хорошее… имя.

Закрываю глаза и слушаю шорох ткани. Догадываюсь, что раздевает за мгновение до того, как жар топит меня и уносит в беспамятство.

Глава 9. Нельзя терпеть боль

Поэтесса

Уснула все-таки в его кровати. Боялась, что Публию станет плохо ночью, а я не услышу из гостиной. Бегала проверить дыхание и пульс. Не помню, как осталась.

Огромная кровать, а капитан лежит на мне, положив голову на плечо, и обнимает. Несуществующие боги, проснется, не о том подумает. Осторожно выбираюсь из-под него, подкладывая вместо себя подушку. Снова трогаю за запястье и считаю удары. Нормально. Пережили эту ночь.

Помню все, словно ни одного глотка Шуи не сделала. Лучше бы я оказалась права, и Флора просто ушла, сказав что-нибудь злое на прощание, но не так. Была любовь, была жизнь впереди, остались только рисунки и не нужное теперь звание. Публий в работе похоронил свое горе. Сделал то, что я не смогла когда-то. Но сейчас стыдно за свою трагедию. Мелочь, ерунда, разрушившая жизнь.